Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
Митя, услышав это, переполошился и изъявил готовность немедленно забрать аппаратуру домой.
– Зря, что ли, Бахметьев там микрофоны везде оставил? – возмущался он. – Раз мы узнали, надо вещи забрать. Видеомагнитофон теперь и не купишь! Одни DVD в магазинах.
– Ни в коем случае! – остановил его Барсов. – Пусть они с этим у себя поразбираются. Понаблюдаем. Потом заберем.
– Заберете, как же, – возмущался Митя, поднимая к небу страдальческий взгляд, но тут же снова устремляя его на экран, потому что к Сергею уже пришли.
– Множительную технику дома иметь не положено, – объяснили ему, забирая принтер. – Мало ли
Возмущаться Сергей не стал, чем работников органов очень смутил.
– А может, вы там уже напечатали все, что хотели?
– Не все, но многое успел, – признался Сергей.
– А ну показывайте, – сотрудники разделись и приготовились к обыску.
Им пришлось прочитать несколько лекций Сергея по квантовой физике, выискивая в них крамолу, но им наскучило, и они разочарованно оделись.
– А телевизор вам зачем? – поинтересовался Сергей, когда они и его стали упаковывать в мешок.
– Не положено.
– Как не положено? А зачем тогда телевизионную вышку в Средневолжске достраивают? Нет, я заявлю протест. Грабеж средь бела дня. Видеомагнитофон забирайте, а телевизор оставьте.
Он, как мог, объяснил, что без магнитофона проигрывать кассеты все равно нельзя, и сотрудники, забрав заодно и кассеты, ушли.
Потом они безуспешно копались с принтером, пытаясь заставить его печатать без компьютера. Они даже сообразили, в какое место надо класть бумагу. Но все же пришлось вызвать Сергея.
– Почему не работает? – с ходу набросились на него. Признаваться в том, что к принтеру нужен еще и компьютер, Сергей не пожелал.
– Краска кончилась, – лаконично ответил он. – Вы же не думаете, что принтер может без краски печатать?
– А где краска? – потребовали у него.
– Кончилась, – развел руками Сергей. – А больше нету.
Про видеомагнитофон спрашивать его не стали. Хоть и поздно, но сами сообразили, что показывать кино ему вроде бы нечем – экрана на нем не наблюдалось.
Последняя надежда Барсова была на работников НКВД.
Барсов прослушивал то, что ловил установленный в портфеле следователя Васи микрофон. Вася исправно брал его с собой, однако был редко допускаем к телу своего начальника, мотивы поведения которого были Барсову особенно интересны, поскольку это был человек, наделенный практически неограниченной властью.
Во-первых, он установил, что Савченко с Козловым не отразили в отчете периодически повторяющиеся рейсы Сергея, когда он водил их по своему маршруту, а потом внезапно исчезал. Это его расстроило и возмутило вначале, но потом он понял, что такому человеку, как их начальник, докладывать об этом было равносильно самоубийству. Сомнения и загадки были для него проявлением слабости или враждебной идеологии. Поэтому, подобно африканским царькам, он имел привычку расстреливать гонцов, приносящих новости, которые были непосильны для его коммунистического понимания.
– Буржуазность разводишь! – топал ногами подполковник. – Не имеешь коммунистической убежденности! Потворствуешь врагам советской власти!
Во-вторых, он понял, что Сергей Бахметьев был фигурой, которая не укладывалась в геометрически правильно устроенном нехитром мозгу Селиванова. Она раздражала его своей неправильностью и недоступными пониманию вещами. Поэтому у него было сильное желание Сергея взять, но пока он не мог придумать повода.
Сергею было велено незамедлительно установить в подполковничьем кабинете микрофоны. Его ламентации о том, что это может быть его последним приключением в пятьдесят третьем году, были безжалостно пресечены. Приветствовалась неограниченная инициатива.
– У вас уже большой опыт работы с властными структурами, – заявил Анатолий Васильевич, снисходительно похлопывая Сергея по плечу. – Вы у нас, батенька, оказывается, большой наглец, – сказал он голосом Владимира Ильича Ленина. – Действуйте, исходя из обстановки.
Как это всегда бывало у Сергея, вначале он негодовал и клялся, что выходит из игры, но спустя примерно час у него появлялся азарт. Он начинал мысленно прорисовывать детали плана и, в конце концов, с нетерпением ждал момента его воплощения. Так получилось и на этот раз. Первую половину ночи он проворочался с боку на бок, боясь, что в тот момент, когда он в случае ареста захочет нажать на диск и улепетнуть в двадцать первый век, какой-нибудь конвоир окажется в радиусе семидесяти сантиметров и нечаянно переместится вместе с ним. Это Сергею было строжайше запрещено. Вторую половину он тоже не спал от перевозбуждения и утром был чрезвычайно снисходителен к «комрад» Кутузову, который на стилистике мямлил о том, что некоторые американские ученые заявляют, что стилей нет. Но наши советские ученые не позволили лишить мир такой замечательной вещи, как эти самые стили, и блистательно доказали, что стили, безусловно, есть. В его глазах читалась обида на советских ученых за то, что в результате их усилий ему, Кутузову, эти стили таки приходится учить, чего к этому семинару он не сделал и теперь напирал на противостояние американских и советских ученых.
– Похоже, вы, мой друг, на стороне американских ученых. У вас лично, во всяком случае на сегодняшний день, стилей тоже нет, – сказал Сергей на своем великолепном английском. Кутузов, попытавшись понять, то ли его хвалят, то ли ругают, стеснительно улыбнулся и на всякий случай сказал «йес».
– Это вы зря, – покачал головой Сергей. – У американских ученых гораздо меньше шансов схватить двойку, чем у вас.
Секретарева с подружкой захихикали, бросив влюбленные взгляды на Сергея. Им в последнее время начал нравиться его стиль одежды, и они готовы были пересмотреть свое отношение к современным им несколько мешковатым мальчикам.
Из института Сергей сразу пошел в НКВД. В дверях ему преградил вход часовой. Сергей предъявил ему красненькую книжечку, которую откопал в архиве Андрей, – «Член партийного контроля комиссариата внутренних дел», в которую он ловко вклеил фотографию Сергея. Судя по недоуменному виду часового, он подозревал, что текст был придуман Андреем. Часовой подозрительно взглянул на Сергея, но тот принял строгий начальственный вид и отрывисто бросил:
– Шапка не по уставу. Где кабинет начальника?
Часовой, под впечатлением красно-коричневой дубленки и великолепно отглаженных брюк, показал кабинет и поправил шапку. Секретарша в приемной поднялась ему навстречу.
– Вы к кому?
– Глупый вопрос, – нахмурился Сергей, положив ладонь на ее
стол. – «Хватит с нее одного микрофона», – решил он. – На месте? – нахмурившись, осведомился он, кивнув в сторону раскрашенной под дерево двери.
– Товарищ Селиванов занят, – категорично сказал она, грудью преграждая путь в кабинет.