Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
Сергей тем временем, лежа на диване, размышлял, имеет ли он моральное право укреплять отношения с Мариной или, как порядочный человек, он должен жениться на Гуле. Марина такая нежная, беззащитная. Сергей при ней значительно расправлял плечи, мужественно хмурился и желал защитить.
Что касается Гули – вот уж кого защищать не требовалось. Скорее, защищаться самому. Но зато какой вулкан страстей – смерть врагам! Очень сексуально – правда, если смотреть на этот вулкан ретроспективно. Во время извержения этого самого вулкана хотелось сбежать на урок в группу с Тростниковой, в сталинские застенки, в эпоху
На этом его мысль заканчивалась. Потому что к нему в комнату вошла «сестра» Катюша. Одетая соблазнять. Согласно концепции. Сергей покосился на ее декольте, глубокий пупок, в который, согласно канонам «Тысяча и одной ночи», могла уместиться унция оливкового масла. Он немного поразмышлял, чем унция воды принципиально отличается от унции оливкового масла – не на сковороде, а в пупке. И попробовал представить, что подумает Смышляев-младший, увидев ее в соблазнительной кофточке, в которой были предусмотрены только две верхние пуговицы.
– Какая ты у меня… – томно прошептал он.
Катя села к нему на диван.
– У тебя в холодильнике одни салаты в коробках! – заявила она. – Мне одной, что ли, в магазин идти? У тебя даже хлеба нет.
«Тысяча и одна ночь» слегка померкла.
– Ну, Катюш, что ты все о еде да о еде, – попробовал он увернуться. – Салатики можно и без хлеба…
– Так! – Катюша решительно выдернула у него из-под головы подушку. – Я хочу все, что есть в здешних магазинах! – азартно сообщила она.
– Тогда пойдем на рынок. Заодно увидишь местную экзотику.
Рынок чувствовался издалека: по крупным катышкам конского навоза, запах которого смешивался с запахом дерева, лыка, сена и еще чего-то деревенского. Рыночная площадь была запружена телегами, на которых товар везли из деревень. Катюша смотрела во все глаза. Через деревянные ворота вошли на территорию рынка, где с телег продавали керосин, мочала из лыка, живых кур, поношенную одежду, визжащих поросят, деревянные лопаты, блестящие цинковые ведра, коромысла и кучу неизвестных ни Катюше, ни Сергею вещей. Полюбовавшись на эти предметы старины, они отправились в длинный деревянный павильон, высокие стропила которого густо облепили голуби. С непривычки им показалось там темно, – окон было мало, и они находились слишком высоко. Когда глаза привыкли к сумраку павильона, они обнаружили, что стоят в ряду солений: тут бочками стояли огурцы, помидоры – и красные, и зеленые, капуста, моченая брусника в огромных стеклянных бутылях, моченые зеленые сморщенные яблоки и остро пахнущие черные грузди. Хотелось взять все.
Мясной ряд вызвал у Катюши бурный восторг. Толстые тетки в грубых шерстяных кофтах и белых фартуках и нарукавниках двузубыми длинными вилками переворачивали куски мяса. Куры были покрыты остатками перьев, которые хозяйки должны были потом подпаливать на огне. Как чистенькие толстенькие младенцы, лежали розовые молочные поросята, свешивали с прилавков головы на длинных шеях огромные гуси.
– Хочу мочалку! – зачарованно прошептала Катюша.
Вышли с рынка, таща в руках пластиковые пакеты, украшенные иностранными надписями, которые были наполненные разной экзотической снедью. Из пакета торчала половина куриного крыла, которые продавали на рынке, чтобы смазывать сковородки. Когда Катюша
Народ, не скрываясь, глазел на пакеты, указывая друг другу на них пальцами.
– А теперь – экскурсию по магазинам, – потребовала Катюша.
Негодованию продавщицы местного магазина не было предела, когда среди соленых огурцов, молочных фляг и картошки в огромном деревянном ларе появилась дама в норковом невиданном одеянии. Продавщица вздернула голову и со скучающим видом повернулась к окну, обиженно потряхивая мелкими кудряшками, сожженными перманентом. Нет, мол, мне до вас дела, и не таких видали. Хоть ты и в кепке, а попляши-ка, пока я тебя замечу.
– Какая прелесть, – воскликнула Катюша. – Это огурцы прямо в бочке, да? Ой, а это что? – показала она пальчиком на фляги. И хотя продавщица старательно таращилась в окно, но блеск бриллианта на колечке заметила и возмущенно вздернула плечи.
– А как же молоко покупать? – не унималась Катя. – Как смешно! Прямо здесь из ладошек пить, – смеясь, предложила она. – Ой, а мяса нет!
– И молока нет! – отрезала продавщица, вздернув на этот раз подбородок, поскольку все остальное уже было вздернуто. – Кончилось!
Но Катюша уже не слушала. Ее заинтересовал большой топор в видневшейся за задней дверью подсобке, который лежал на большой колоде.
– Я давно не видела, как рубят мясо, – сообщила она. – По-моему, никогда не видела. Отрубите-ка мне кусочек мяса, – обратилась она к продавщице.
Та хранила гордое молчание, презрительно дернув плечом.
– Катюша, мясо обычно либо заканчивается к обеду, либо поступает после обеда, – пояснил Сергей.
– Ладно, – не огорчилась Катюша. – Мясо в нашем супермаркете купим. А зато икра есть, – удивилась она. – Ой, а какая дешевая… Дайте-ка нем икорочки полкило, – обратилась она к продавщице.
Но продавщица уже превратилась в неприступную крепость. Она сделала вид, что углубилась в подсчет наличности в кассе, достала огромные деревянные счеты и стала делать пометки в большой кассовой книге, естественно, «не слыша» несносную покупательницу. Но она явно недооценила Катюшу.
– Ой, – обрадовалась та, убедившись, что продавщица хамит. – Она нас не замечает! Какая прелесть! Сережа, – бурно радовалась Катя. – Прямо как в учебнике по экономике. Она материально не заинтересована, поскольку не имеет выручки с продаж. Поэтому она грубит. Социалистическая продавщица! Они улыбаются только за деньги. Здорово наглядно, да? Надо сюда студентов на уроки водить. О материальной заинтересованности.
Строчки расплылись перед глазами продавщицы. Не уязвила! Ее рассматривают, как любопытный экземпляр, да еще и оскорбляют материальной заинтересованностью! А дамочка, кажется, вовсе и не расстроилась, что мяса нету. И про продукты забыла, коза расфуфыренная!
Катюша, действительно забыв про продукты, продолжала рассуждать, прислонившись спиной к прилавку.
– А все-таки какой грандиозный самообман! Мечтали о всеобщем счастье, а получили всеобщее социалистическое хамство.
– Так обычно бывает, когда счастье внедряется насильно, – пробормотал Сергей, открывая для Катюши дверь.