Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Антонова Елена Ивановна

XVIII

В Институте Всемирной Истории наблюдалось оживление: к Барсову съезжались руководители эксперимента всех стран-участников. Частично, чтобы обсудить результаты, а частично, чтобы успокоить российского коллегу, который посыпал голову пеплом, рычал на сотрудников и в редкие свободные минуты восклицал, что пора на пенсию, выращивать кабачки. Насчет кабачков он, правда, слизал у классиков, но его можно было понять – у него были все основания причислять себя к великим. С мрачным удовлетворением он выслушивал уверения в том, что он, Барсов, велик

и могуч и сам Институт и многие международные программы без него пропадут, равно как пропадут без него и безутешные сотрудники.

А дело было в том, что российская часть эксперимента провисала. Точнее, все шло не так. Все страны действовали примерно по одинаковому сценарию, и всем аналитикам было что анализировать, обобщать и открывать. Потому что граждане всех европейских стран в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году крайне бурно и деятельно реагировали на реалии 200… года, не оставляя без работы ни психологов, ни социологов. Только русские граждане не желали ничего замечать, благодушно запивая все тех же жареных поросят газировкой из пластиковых бутылочек, лениво поглядывая на цветной экран монитора или телевизора, чтобы снова углубиться в обсуждение своих проблем.

Анатолий Васильевич рассаживал гостей у себя в кабинете. Пожилой традиционно белобрысый финн Эдвард Куолемяки, волосы ежиком, попивал настоящее французское «перно», неторопливо беседуя с флегматичным немцем Томасом Диттером, который разложил у себя на коленях несколько фотографий. На них пожилая немка в белом кокетливом фартуке, сидя среди многочисленных подушечек, окруженная патефоном, вышитыми салфеточками, радиоприемником на ножках, смотрела телевизор. Вернее, видео. Это была эротическая немецкая комедия, и выражение лица благочестивой немки менялось от шокированного до заинтересованного, пока она не увлеклась настолько, что забыла об окружающих и с подростковым восторгом впилась взглядом в экран.

Вошел лучезарный американец и энергично пожал руку Анатолию Васильевичу.

– Можно начинать, – радостно сказал он. – У нас отличные результаты.

Барсов укоризненно посмотрел на него:

– До начала еще десять минут, – мягко возразил он.

Американец пожал плечами. По его мнению, раз он здесь – нет смысла задерживать начало встречи.

Поляк и француз вошли вместе, оба нагруженные фотографиями, рулонами с диаграммами, компакт-дисками и туго набитыми большими сумками.

Первым выступал американец. Его распирало от гордости за свою сообразительную и предприимчивую нацию. Начав с открытого грабежа и кражи артефактов из будущего, его сограждане очень скоро перестали удовлетворяться просто их обладанием. Парфюмерию, продукты, DVDдиски стали продавать.

– Господи, DVD-диски-то зачем? – поразился Куолемяки.

– А на сувениры, – объяснил американец. – Они блестят, и таких ни у кого нету. А уж когда сообразили, каково назначение CD-плееров, то нашего агента скрутили, приставили пистолет к виску и потребовали показать, где он берет такие вещи.

Выработанная совместно концепция предполагала такие случаи и допускала кратковременное перемещение обитателей пятьдесят третьего в наше время. Поэтому агент согласился. В условленное время бандитствующий предприниматель оказался в современном супермаркете, где чуть не сошел с ума. Но не от внезапного осознания того, насколько велика пропасть между его техническими знаниями середины двадцатого

века и достижениями века двадцать первого, как предполагал Барсов, а от высоченных, по его понятиям, цен. Он метался по всем отделам, сгорая от желания унести с собой все – от презервативов до растворимого кофе в пакетиках, но его финансов едва хватило на плохонький галстук с Симпсонами.

– Мы наблюдаем за ним сейчас, – жизнерадостно сказал американец. – Он пытается скопить деньги на первую партию товара. Правда, на прошлой неделе он узнал, что крупная строительная американская компания выпустила огромную партию электрических выключателей двадцать первого века. Причем компания произвела их сама, подглядев у кого-то дома. В результате он стал страдать тяжелым неврозом, облысел и развелся с женой. Сказал на суде, что жена слишком много ест.

В Германии дела обстояли ничуть не хуже. Там предпринимательская жилка забилась даже у добропорядочных домохозяек. Томас Диттер, пустив фотографии по кругу, рассказал, как Хельга Уолтерс, вначале с негодованием отвергнувшая саму идею телекомедии, потом стала хвастаться ею перед подругами. Дальше – больше. Сообразив, что подруги валят в ее дом толпами, прихватывая с собой родных и знакомых, она стала брать с них деньги за вход. Постепенно цены обогнали стоимость билетов в кинотеатры чуть ли не втрое, но толпа зрителей только увеличилась. Ее ближайшая подруга, которая живет с ней по соседству, устраивает мужу скандалы, требуя такого же зажигательного секса, телевизора и нового источника дохода.

Наблюдается большой подъем швейной промышленности – женщины хотят себе модных платьев. Старые ателье, выпускающие традиционную продукцию, пытаются задавить новых конкурентов, не гнушаясь поджогами, обливанием готовых платьев всякой гадостью прямо в магазинах.

– Взывание к их совести и порядочности – пустой номер, – озабоченно сказал Диттер. – Пробуем разные виды воздействия. Пока наиболее действенный рычаг – страх перед разоблачением. На наказания и штрафы им наплевать, но, когда мы попробовали вывешивать фотографии хулиганов во всех магазинах и на улицах, моментально помогло. Стыдно им, видите ли. Знакомые осуждают и перестают здороваться. Но мы продолжаем экспериментировать.

Когда настала очередь Барсова, он тяжело вздохнул.

– У нас нет таких масштабных результатов, – сказал он. – Предпринимательство, как вы понимаете, было невозможно в Советском Союзе. Но если невозможна деятельность, то возможны хотя бы мечты о ней. Однако ни от кого мы не слышали таких идей, как торговля артефактами. Если не считать одного случая мелкого хулиганства, когда с нашего агента содрали галстук в клубе на танцах и попытались обменять его на бутылку водки.

– А как реагируют на его одежду в публичных местах? –поинтересовался поляк.

– Когда он приходит в ресторан или на танцы, от него шарахаются, как от зачумленного, и обзывают пижоном, – печально поведал Барсов. – Мы имеем только один донос на агента женского пола. Студентки были сражены ее косметикой в красивых упаковках – так они решили упрятать ее в тюрьму.

– Меня больше всего удивляет следующее, – задумчиво продолжал он. – Прошу внимательно посмотреть этот сюжет.

Он вставил диск, и на экране появились Савченко и Козлов, которые, высунув язык, гонялись за Сергеем по кругу, теряли его, бежали к его дому, где все начиналось сначала.