Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
– Понимаете, – начал он выдумывать, – мои родители были с ними знакомы. – Он немного запнулся. Старушка смотрела на него в упор, и это здорово нервировало. – Вот я и привык – Эдик да Эдик. Дядя Эдик, – поправился он.
– Эдуард Осипович умер в конце шестидесятых, – еле слышно сказала старушка, поднося руку к левой стороне груди. – Вы тогда еще не родились.
– Да что вы говорите, – искренне огорчился Сергей. – Как жаль!
У старушки округлились глаза. «Зря я это сказал», – подумал он.
– А Ромка… то есть,
– Молодой человек, – сказала старушка, как-то странно глядя на него. – Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
– А… Э-э, двадцать девять. То есть… Вы извините, – пробормотал Сергей, – мне надо срочно идти. Меня там срочно ждут. Мне надо… – И он бегом помчался вниз.
Старушка встревоженно стояла на лестнице, глядя ему вслед. Ее шляпка от волнения сбилась набок, а кокетливые кудельки прилипли к вспотевшему лбу.
– Роман Эдуардович уехал в Израиль еще в семьдесят третьем году, – крикнула она вслед ему и уже тише добавила себе под нос:
– Лет за пять до его рождения. Ничего не понимаю.
«Черт знает что, – злился Сергей, шагая по улице. – Никого не осталось. Один умер, другой уехал! Только про Марину ничего не выяснил. Хорошо хотя бы, что она дожила до возраста почтенной дамы».
Он не был уверен, что хочет видеть Марину почтенной дамой. И вообще, он начал чувствовать, что немного потерялся где-то во времени. Сергей немного постоял, разглядывая старую улочку. Хоть она и была испоганена рекламой, новыми стеклянными дверями и современными крылечками, приляпанными к старым домам, за ее пределами он чувствовал себя не очень уютно.
Сергей решил навестить пединститут. Он теперь находился почти в центре города, и от деревни, окружавшей его когда-то, ничего не осталось. На месте деревянного преподавательского дома стояла четырнадцатиэтажная башня общежития.
В вестибюле, надо признать, стало гораздо веселее. Вместо темно-зеленых стен – деревянные панели, вокруг колонн – объявления, написанные мультяшными буквами.
Но восхитительный запах кожи и старого дерева исчез.
Он поднялся на третий этаж и постоял перед аудиторией, в которой вел семинары по стилистике всего несколько дней назад. Ну, если, конечно, не считать тех пятидесяти с лишним лет… да и Бог с ними!
На кафедре у деда ничего не изменилось, если не считать новых столов. Но они стояли на месте старых, а преподаватели проводили перемены все так же, уткнувшись в конспекты. Только студентов стало гораздо больше.
Сергей еще немного постоял в коридоре. В общем-то, делать в институте ему было абсолютно нечего. Пошатавшись по коридорам, он почувствовал, что пора встряхнуться и вернуться в свой собственный мир. Вздохнув, он сказал себе, что ничто так не отрезвляет, как работа под началом Артемьева. Стоит только заглянуть в компьютер Курицыной, и все душевное томление как рукой снимет.
Правда, на этот раз Курицына напортачила не так
– Если бы у тебя в голове был такой же порядок, как с ногами, – тут же проворчал Сергей, пресекая ее попытки картинно положить ногу на ногу, обнажив еще и бикини. – И о чем ты только думаешь! Ты посмотри, что ты напринимала позавчера…
Он склонился над компьютером, возмутительно игнорируя ее бюст, который как раз сегодня очень удачно выпирал из кружевного лифчика. Он открыл базу данных и углубился в работу.
– Хочешь, расскажу прикол? – предложила Курицына, не в силах отойти от него. – А лес такой загадочный, а слез такой задумчивый...
Не дождавшись реакции, она хихикнула сама.
– Тупость какая, – пробормотал Сергей, не отрываясь от работы. – Ты иди, иди, – спохватился он. – Займись чем-нибудь. Кофе, что ли, принеси.
Курицына обиженно ушла. Сергей, как всегда, подивился, зачем Артемьев ее держит, и снова впился глазами в экран монитора. Однако сегодня ему работалось не так, как всегда, – грызло неясное беспокойство.
Артемьев ворвался в кабинет как ураган:
– Сергей Александрович! Как вы вовремя! Не могли бы вы просмотреть квартальный отчет? Он в электронном варианте странно выглядит.
– А кто его составлял? – не оборачиваясь, спросил Сергей.
Артемьев замялся.
– Понимаете… опытных экономистов мало... Инна должна набираться опыта.
Сергей с изумлением оглянулся.
– Курицына делала отчет?!
Артемьев смущенно потупился. Сергей выжидательно смотрел на него. Не дождавшись пояснений, он сухо сказал:
– Если вам захотелось дать Курицыной поиграться, этот отчет можете оставить себе. Мне его даже не показывайте. Я сам сделаю.
Когда Артемьев уже был в дверях, Сергей, не оборачиваясь, спросил:
– Может быть, она ваша незаконная дочь?
Артемьев замер:
– Откуда вы знаете?
Давно Сергей так не удивлялся.
– А что, правда дочь?
– А вы не знали? – разочарованно сказал Артемьев.
– Нет.
На лице Артемьева отразилась сложная гамма чувств. Из которых, судя по всему, главными были два – запоздалое желание заклеить себе рот, а потом – убить Сергея.
– А что, вы это скрывали? – уточнил Сергей.
– Вообще-то, да.
– Бог мой, да почему?
– Ну, ее мать так хотела. Инне было уже двадцать лет, когда мне сказали, что она моя дочь. Мать не хотела ее травмировать.
Сергей с изумлением воззрился на шефа.
– Как можно травмировать, сказав, что у нее есть отец?
– Ну, не знаю, – растерянно пожал плечами Артемьев. – Ее мать не хотела… Все это так сложно. Инна могла бы задавать себе вопрос, почему у нее не было отца двадцать лет, и винить в этом меня.