Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
В лаборатории слегка встревоженный ассистент как раз раздумывал, стоит ли будить Андрея или пусть еще немного поспит, раз уж все обошлось, когда прямо перед ним материализовался Сергей, исполненный справедливого гнева.
– Так, – желчно протянул он, глядя на открытую бутылку минералки, стоящую рядом с компьютером. – Значит, водичку пьем, да?!
– Сергей Александрович… – растеряно сказал ассистент. – А… вы как себя чувствуете?
– Прекрасно, молодой человек! Просто прекрасно. Чего и вам желаю.
Он захватил бутылку минеральной воды и пошел в лаборантскую, из которой раздавался мощный храп Андрея. Немного постоял, наблюдая за безмятежным выражением его лица, накапливая злость, и стал потихоньку лить на него воду. На лице Андрея сначала появилось блаженное выражение, и он стал причмокивать, ловя губами тоненькую струю. Потом воды стало чересчур много, и это перестало ему нравиться. Он стал отмахиваться рукой и потом сел, не открывая глаз.
– Выключите водопад, – потребовал он и проснулся. – Ой, Серега, – удивился он. – Ты чего пришел? За едой? Слушай, а на меня тут вода какая-то налилась…
– За тобой я пришел! – мрачно сказал Сергей. – Я тебе во сне собирался явиться.
– Да? – удивился Андрей. – Зачем? Ты же не девушка, чтобы мне во сне являться, – хихикнул он.
– Чтобы посмотреть в твои глаза, – медленно проговорил Сергей. – В твою наглую, бесстыжую морду!
– Слушай, ты чего? – всерьез встревожился Андрей. – Что случилось-то? – он внимательно посмотрел на мрачную бахметьевскую физиономию и осторожно спросил:
– Ты вполне хорошо себя чувствуешь?
– Ах, как вы все интересуетесь моим самочувствием! Право, я тронут!
Он решительно сдернул с обиженно сопевшего Андрея одеяло и потащил его в лабораторию к компьютеру.
– Душа моя, – ласково обратился он к ассистенту, – не будешь ли ты любезен прокрутить сей захватывающий сюжет немного назад?
– Конечно-конечно, – засуетился тот и подскочил к другому монитору.
Через несколько секунд мокрый Андрей с изумлением уставился на дырку в Кузином лбу.
– Опаньки! – воскликнул он. – Это кто стрелял?
– Некто Скворцов, небезызвестный вам. В меня стрелял, заметьте!
– Это они решили тебя убрать, когда у нас были помехи! – ахнул Андрей.
– Удивительная проницательность!
– Всего минуту не было звука! Всего одну минуточку! – потрясенно повторял Андрей. – Значит, убрать решили. Правильно! Нет человека – нет проблемы. Ну, Селиванов, погоди!
– Ладно, – Сергей решительно встал. – Даю вам сутки на выяснение отношений с Селивановым. И выработки стратегии на случай засад и прочих противозаконных антисоветских действий. И засим удаляюсь в родные пенаты, дабы искать утешения и понимания у родных и близких.
– Ну Серега, ты… а впрочем, отдохни, конечно. Пусть Селиванов пока помучается. – Андрей повеселел. – Представляешь, он будет постоянно тебя ждать в каждом темном углу и маяться от неизвестности.
– А пошел ты к черту! – с чувством сказал Сергей. – Ты хоть понимаешь, что я чудом жив остался?!
Андрей виновато потупился:
– Хочешь – можешь вообще туда не возвращаться. Тебя никто не обвинит. Только вот что шеф скажет?
Сергей немного подумал. Не хотелось ждать выстрела в спину. Но зато хотелось увидеть Марину.
– Думаю, что шеф скажет тебе много теплых слов. И поделом. Впрочем, поживем – увидим, – скорбно заключил он и пошел домой искать утешения в домашних радостях.
Мать с отцом были на работе. Он немного походил по квартире из угла в угол, постепенно успокаиваясь. В конце концов, никто особенно не виноват, что видеокамера не дала изображения Скворцова, который целился сквозь узкую щель. И помехи бывают, тут уж ничего не поделаешь. Подобных ситуаций не учли, когда планировали все это мероприятие, полагаясь на то, что смогут видеть все движения противника. Сергей пытался понять, мог ли Барсов ожидать от сотрудников НКВД откровенного бандитизма или же он все-таки полагался на соблюдение всех формальных процедур – суда, приговора, а потом уже… Сергей поежился. В привычной домашней обстановке все, что с ним случилось, казалось абсолютно нереальным.
Пока он в душе смывал с себя запах тюрьмы, зазвонил телефон.
«Марина», – подумал Сергей, и как был, в пене, выскочил из ванной. Уже услышав Гулин голос, он сообразил, что Марина не знает номер его телефона. К тому же ей сейчас было бы за семьдесят, если она вообще дожила до этих лет. «Здорово было бы ее разыскать сейчас», – подумал он.
– Алло, алло… – надрывалась Гуля. – Елена Валентиновна! Алло! А Сергей не возвращался?
– Возвращался, – запоздало сказал Сергей. – Я на два дня возвращался. То есть вернулся. А может, и больше.
– С тобой все в порядке? – озабоченно спросила Гуля. – У тебя голос какой-то…
Сергей растрогался. Все-таки Гуля составляла большую часть его жизни.
– Ты за меня волновалась? – уточнил он.
Гуля горячо заверила, что добросовестно за него волновалась и всячески помогала в этом его родителям. Сергей совсем раскис и томным голосом позволил ей приехать, потрогать его лоб и накормить.
Похоже, Гуля не расслаблялась во время его отсутствия и поддерживала постоянную боевую готовность. Потому что через двадцать минут она уже звонила в его дверь, нагруженная судками, пакетами, кастрюлями и мисками. Сергей с большим удовлетворением наблюдал, как на столе появляются жареные баклажаны, салат, зразы с грибами, солянка, фаршированные перцы, семга и пирог с яблоками.
– Гу-у-ля, – утомленно говорил Сергей, полной ложкой зачерпывая солянку и одной рукой обнимая ее за талию. – Умница моя, – повторял он, пробуя перцы.
После пирога с яблоками он снова решил на ней жениться. Пришедшие домой родители застали умилительную сцену: Сергей в отцовском махровом халате сидел на диване, а Гуля в его рубашке расположилась на полу, облокотившись спиной о его колени. Сергей умиротворенно грыз фисташки.
Мать хмыкнула и ушла на кухню готовить ужин.
– А-а-а, привет, голубки, – приветствовал их Александр Павлович. – Снова воркуем? Гуля, ты не почитаешь нам какие-нибудь стихи? Мне про жажду в пустыне очень понравились, – хитро подмигнул он Сергею. Тот хохотнул, не замечая Гулиного гневного взгляда.