Неизвестный Мао

Чжан Юн

В дополнение к казням и заключению в лагеря и тюрьмы была и третья, типично маоистская форма наказания, которому подверглись многие миллионы людей во время правления Мао. Это наказание называлось «взять под наблюдение». Жертва при этом оставалась жить в обществе. Это означало «жизнь в страхе», жизнь под угрозой заключения. Этих подозреваемых арестовывали в первую очередь и снова начинали мучить при каждом новом витке усиления угнетения. Все члены семьи такого человека превращались в отверженных. Такое обращение служило предостережением обществу — не становиться на пути режима [98] .

98

Советский

дипломат, служивший десять лет как при националистах, так и при коммунистах и близко наблюдавший кампании Мао, позже отмечал в аналитическом обзоре, что, какими бы жестокими подчас ни бывали националисты, они никогда не совершали ничего похожего на те зверства, которые творились в Китае при коммунистах. Он отмечал, что Мао убил больше китайцев в своих первых кампаниях, чем их погибло в течение всей гражданской войны.

Террор работал и приносил плоды. В докладе, представленном Мао 9 февраля 1951 года, всего через несколько месяцев после начала кампании, говорилось, что «распространение провокационных слухов прекратилось, а общественный порядок стабилизировался». То, что правительство называло «слухами», было единственным способом, каким люди могли выражать свои истинные чувства. В одном случае какая-то, казалось бы, совершенно нелепая тревога вдруг распространялась не из деревни в деревню, а из одних провинций в другие: «Председатель Мао присылает в деревни своих людей, чтобы отрезать у мужчин яички и отдавать их в Советский Союз для производства атомной бомбы» (по-китайски «яичко» и «бомба» передаются одним словом дань). В некоторых случаях, когда вблизи деревни появлялись группы людей, весьма похожих на сборщиков налогов, как лесной пожар распространялся слух «Приехали срезать яйца!» — и вся деревня бросалась прятаться. Эта история есть отражение того факта, что Мао и без того наложил на крестьянство невыносимый налоговый гнет и многие крестьяне отчетливо догадывались, что продовольствие отправляют в Россию.

Эта кампания словно тяжелым колпаком накрыла общество, закупорив отдушины для выражения несогласия, но в первые годы в этой системе все же были трещины. Иногда жертвам удавалось прятаться. Одна мелкая землевладелица из Аньхоя умудрилась быть в бегах вместе с сыном в течение 636 дней. На них никто не донес, даже те люди, которых послали на их поимку. Когда беглецы вернулись в деревню, «подавляющее большинство жителей, особенно женщины… лили слезы жалости», вспоминал сын беглянки. Так как кампания к тому времени закончилась, и мать и сын уцелели.

Но контроль постепенно становился более жестким и всепроникающим. Вместе с ним наступала потеря свободы на всех фронтах: в словах, поступках, в работе и получении информации. Общенациональная система слежки, получившая название «Комитеты по поддержанию порядка», была организована на всех промышленных предприятиях, в деревнях и жилых кварталах. Членами этих комитетов стали общественники, очень активные, назойливые, шумные и сующие нос не в свое дело типы, ставшие теперь соучастниками репрессий режима. Комитеты следили за всеми — не только за политически подозрительными и за мелкими правонарушителями. Помимо всего прочего, режим пригвоздил каждого жителя Китая к фиксированному, не подлежащему смене месту работы и жительства. Это было сделано с помощью регистрационной системы (ху-гоу). Эта регистрация началась в июле 1951 года и вскоре обрела силу железного закона.

Тактику и стратегию «подавления контрреволюции» правительство использовало в борьбе с разного рода неполитическими нарушениями, такими как обычный бандитизм, разбой, убийства, грабежи, азартные игры, торговля наркотиками и проституция («освобожденные» проститутки были организованы в бригады подневольного ручного труда). Благодаря феноменальной организации и беспощадности эти акции имели чрезвычайный успех. К концу 1952 года торговля наркотиками практически была искоренена, точно так же как и бордели.

Мао постоянно повторял, что его убийства «были чрезвычайно необходимыми». «Но это средство обеспечивает усиление власти только при правильном применении».

* * *

За время правления Мао были казнены очень многие китайцы, но известно всего о двух иностранцах, разделивших их судьбу, — об одном итальянце, Антонио Риве, и об одном японце по имени Рюити Ямагути. Обвинение было нешуточным — подготовка убийства Мао выстрелом из миномета 1 октября 1950 года, во время национального праздника на площади Тяньаньмынь. Эти двое были арестованы за несколько дней до праздника вместе с несколькими другими иностранцами. Десять месяцев спустя, 17 августа 1951 года, этих двоих провезли по улицам Пекина в открытых джипах и публично расстреляли недалеко от Небесного Моста. На следующий день сообщение о казни появилось в «Жэньминь жибао» под заголовком: «Дело американских шпионов, замышлявших вооруженный мятеж». В статье содержались намеки на то, что покушение было организовано помощником американского военного атташе полковником Дэвидом Барреттом.

Для каждого, а тем более для иностранца, совершить покушение на Мао в такой день, как национальный праздник, когда усилены все меры безопасности, в толпе из сотен тысяч хорошо организованных и бдительных китайцев, не говоря о 10 тысячах милиционеров и 10 тысячах солдат, было абсолютно невыполнимой задачей. Кроме того, Дэвид Барретт, предполагаемый организатор покушения, покинул Китай за много месяцев до 1 октября 1950 года. Два десятилетия спустя Чжоу Эньлай извинился весьма своеобразным способом за прежнее обвинение, пригласив Барретта вернуться в Китай. Это было косвенным признанием того, что обвинение было сфабрикованным.

Увязывание покушения с именем Барретта позволило возбудить в стране антиамериканские настроения, которые до этого были не так сильны, как того хотелось бы властям. Дутое обвинение использовалось также для того, чтобы очернить другую главную мишень Мао — Римско-католическую церковь, один из ведущих иностранных представителей которой, итальянец Монсиньор, также был арестован. В то время в Китае насчитывалось 3,3 миллиона католиков. Мао очень интересовался Ватиканом, особенно его способностью добиваться преданности, невзирая на государственные границы, а итальянские гости Мао неоднократно отмечали, что их засыпали вопросами о природе папской власти. Цепкость и эффективность католической организации лишали покоя режим, который использовал мнимое покушение для того, чтобы отнять у католической церкви ее учреждения, включая школы, больницы и детские приюты. В ходе оглушительной кампании клеветы католические священники и монахини были обвинены во множестве гнусных действий — от обычных убийств и каннибализма до медицинских опытов на детях. Сотни китайских католиков были казнены, а иностранные священники подвергались физическому насилию.

В целом религиозные и квазирелигиозные организации были объявлены реакционными и подавлены или же поставлены под неусыпный контроль. Почти все иностранные священники были высланы из страны вместе с многими иностранными бизнесменами. Таким образом, Китай оказался практически очищенным от иностранного некоммунистического элемента к 1953 году. Само собой разумеется, что некоммунистическая иностранная пресса, так же как и слушание иностранного радио, была запрещена.

* * *

«Кампания по подавлению контрреволюционеров» продолжалась чуть больше года, хотя обыденные, изо дня в день, преследования беспрерывно продолжались и после этого. Теперь Мао сосредоточил свое внимание на пристальном контроле за сохранностью государственных финансов, он хотел быть уверенным, что деньги, которые государство выжимает из народа, не попадут в частные руки. В конце 1951 года он начал проведение кампании, известной под названием «Три анти-» — антикоррупция, антибюрократизм и антирасточительство — и направленной соответственно против хищений, растрат и «бюрократизма» (имелась в виду волокита, а не бюрократия как таковая). Главной ее целью было запугивание всех и каждого, кто имел доступ к государственным деньгам, для того чтобы не возникало желания класть эти деньги в свой карман. Предполагаемых расхитителей назвали «тиграми». «Больших тигров», уличенных в хищении суммы больше 10 тысяч юаней, приговаривали к смерти.