Неизвестный Мао
Шрифт:
Но уже через несколько месяцев Чжоу стал закручивать гайки. Даже за такой короткий период относительного послабления успели зародиться диссидентские настроения. Чиновник, отвечавший у Чжоу за безопасность, заметил: «Контрреволюционеры перестали бояться чисток… и поднимают голову». Как только люди решили, что не будет больше ни арестов, ни убийств, они стали объединяться для неповиновения коммунистическим приказам. Быстро стало ясно, что без убийств режиму не продержаться, и казни возобновились. Красное государство рассматривало население только как источник четырех вещей — денег, пищи, труда и солдат, необходимых для войны и завоевания всего Китая.
На коммунистической территории находилось большое богатство —
Несмотря на прибыльную торговлю вольфрамом и другими экспортными товарами, режим никогда не ослаблял политику выжимания всех соков из местного населения. Да, крестьяне получили землю, и платить за нее теперь не приходилось, но в целом их положение ухудшилось. Раньше у большинства была хоть какая-то собственность, наряду с необходимой для выживания; теперь же под различными предлогами забрали все. Людей вынуждали к покупке облигаций «займа на ведение революционной войны». Для того чтобы купить их, женщинам приходилось обрезать волосы и продавать серебряные шпильки, а у кого были семейные драгоценности — и их тоже. Сам факт того, что семейные драгоценности с докоммунистических времен оставались у многих, говорит о том, что раньше людям жилось лучше. После покупки облигаций проводились кампании по запугиванию купивших, чтобы они вернули облигации добровольно, без какой-либо платы. В результате, по свидетельству современников, облигации коммунистов стали для народа более тяжким бременем, чем налоги националистов.
То же самое и с продуктами. Уже заплативших зерновой налог крестьян заставляли далее еще и ссудить зерна государству, под лозунгами вроде «Революционные массы, сдавайте зерно в долг Красной армии!». Понятно, что и продуктовый «долг» никто никогда не возвращал. А ведь это было уже необходимое крестьянам для выживания зерно. Мао просто приказывал им урезать и без того скудный рацион.
Большинство трудоспособных мужчин призывали либо в армию, либо в трудовые отряды. За три года коммунистического правления в деревнях почти не осталось мужчин в возрасте от тринадцати до пятидесяти лет.
Основная физическая работа легла на женщин. Традиционно женщины выполняли в полях лишь наиболее легкие работы, поскольку их перевязанные и искалеченные ноги делали тяжелый труд невыполнимым. Теперь же, несмотря ни на что, именно им приходилось выполнять основные сельскохозяйственные, да и все прочие работы, необходимые Красной армии, — таскать тяжести, ухаживать за ранеными, стирать и латать одежду, шить обувь — причем материал надо было покупать на собственные деньги, что являлось немалой дополнительной финансовой нагрузкой. Мао, с юности уверенный, что женщины могут выполнять ту же работу, что и мужчины, очень активно отстаивал такую политику. Один из его декретов гласил: «Полностью полагайтесь на женщин в вопросе сельскохозяйственных работ».
О благополучии местных жителей вообще не шло никакой речи (что бы там ни говорил Мао своему американскому представителю Эдгару Сноу). В некоторых деревнях крестьянам не давали ни одного дня отдыха. Вместо выходных они получали митинги — действенное средство управлять народом для коммунистов. Мао отмечал: «В среднем каждый житель проводит на митингах около пяти дней в месяц. Это для них хороший отдых».
В области здравоохранения ситуация тоже не улучшилась. В Тинчжоу находилась бывшая британская миссионерская больница, где лечили простых людей. Мао увидел ее, и она ему понравилась; по его приказу больница была разобрана и переведена в Жуйцзинь, для потребностей партийной элиты. Сам Мао очень беспокоился о здоровье, путешествовал с собственной кружкой и пил только из нее везде, где ему предлагали чаю. Однажды он остановился в деревне под названием Песчаный Островок, где неоткуда было взять питьевой воды, кроме как из застойного пруда. Ради того, чтобы быть уверенным в безопасности воды, Мао велел вырыть колодец — в результате жители деревни впервые стали пить чистую воду. После этого в расположении всех контор коммунистов стали рыть колодцы, но о массовом обеспечении чистой водой местных жителей никто так и не позаботился.
Мао уверял Сноу, что в результате образовательной деятельности коммунистов в некоторых областях уровень грамотности возрос до «небывалого в сельском Китае на протяжении веков». На самом деле при коммунистах образование было сведено до уровня начальных школ, так называемых «школ Ленина», где детей учили читать и писать до того уровня, который позволял им понимать пропагандистские материалы. Средние школы по большей части закрыли, а их здания передали государству для размещения управленческих структур или проведения собраний. Детей использовали как часовых и объединяли в «отряды запугивания», для того чтобы с их помощью загонять людей в армию или возвращать дезертиров. Подросткам иногда доверяли роль палачей при казнях «классовых врагов».
Важным вкладом Мао в деятельность Советской республики было начало в феврале 1933 года кампании по выжиманию еще больших ресурсов из населения. Он приказал рядовым членам партии выявить «скрытых помещиков и кулаков». Поскольку красные уже несколько лет охотились на этих «классовых врагов», то поверить, что кто-то из них до сих пор остался невыявленным, было сложно.
Мао не был фанатиком и на поиск врагов бросился не в идеологическом рвении. Он ставил перед собой вполне практическую задачу — найти подходящую цель для поражения, создать таких врагов, которых можно было бы «законно», согласно коммунистической доктрине, лишить собственности и уморить непосильным трудом — словами самого Мао, «заставить выполнять неограниченные принудительные трудовые задачи». Параллельно таким же образом решалась и задача запугивания всего остального населения, чтобы ни у кого и мыслей не возникло о неподчинении.
Мао приказывал своим людям «конфисковывать все до последней мелочи» утех, кого назначили жертвами. Порой целые семьи лишались таким образом крова, и им приходилось ночевать в коровниках, «нюпэн». Именно тогда жалкие лачуги, куда внезапно переселяли несчастных, получили это название. Тридцать лет спустя, во время «культурной революции», этот термин широко применялся и для обозначения арестов, хотя в этот раз людей запирали уже не в сельскохозяйственных постройках, а в таких помещениях, как туалеты, школьные классы или кинотеатры.
В результате этих кампаний Мао государство получило десятки тысяч рабов, но вот казна при этом выиграла немного, поскольку брать с крестьян было уже, как правило, нечего. В докладах указывалось, что лишь два из двенадцати округов могли вообще предоставить хоть какие-то «штрафы» и «пожертвования», общая сумма которых явно не дотягивала до поставленной Мао цели.
Состояние жертв хорошо описывает офицер Красной армии по имени Гун Чу в своем рассказе о том, как он проезжал местечко Гун под Жуйцзинем, где жили люди с такой же фамилией, как и у него, что означало наличие общих предков.