Нелюбовный роман
Шрифт:
– Но, наверное, он прав, и я могла бы убедить его светлость, что я не та, которая ему нужна, и тогда бы…
– Но ты – именно та. – Распорядительница осторожно погладила её живот. – Видишь, младенец скоро увидит свет, и мне кажется, тогда мир убедится, что у тебя всегда будут рождаться только одни мальчики.
– Вы так думаете?
– Я в этом уверена, моя дорогая. Знаешь, судьба редко улыбается кому-то. Но если она это делает, поток её щедрот бесконечен. А значит, ты будешь выигрывать и выигрывать. Попомни мои слова. И успокойся. Будь уверена – граф тебя не бросит просто так. Да, любви к тебе он пока не испытывает, но полюбит тебя как мать своего наследника и, возможно, мать других сыновей. Потом, возможно, ты станешь матерью нового графа, вдовствующей графиней. Взгляни на её светлость. Кто определяет политику и управляет всем в графстве, пока его светлость представляет свои владения в императорском Совете? Ты знаешь ответ на этот вопрос. Вот это реальная власть.
– Я никогда не хотела власти. Я просто хотела спокойно жить.
– О, это сейчас. Потом, знаешь ли, всё может измениться. А ещё подумай о том, что даже если ничего не получится, и родится девочка, за то время, пока ты будешь женой графа, твои старшие сыновья получат очень неплохое образование. Ведь тебе наверняка захотят дать второй шанс, так что время будет. Потом ты сможешь поддерживать своих сыновей небольшими суммами – а со временем уже они станут тебе опорой. Ты знаешь, что такое школа Восхождения Семи? О, перед твоим старшим, если он её закончит, будут открыты сотни дверей. А он – мальчик умненький, он своего шанса не упустит. – Она похлопала Севель по руке, уже уставая от этого разговора. – Ну, успокойся. Всё будет хорошо. Не надо рыдать. Твой бывший муж, конечно, будет до конца времён на тебя обижаться, но эта твоя вина перед ним – вроде мешка, который ты вольна сбросить с плеч, если желаешь. Это не настоящая вина. Поняла?
– Думаете, у меня всё-таки будет мальчик? – пробормотала Севель. Теперь, когда она успокоилась наконец, на неё навалилась усталость и сразу потянуло в сон.
– Думаю, да. Наверняка же снова мальчик.
– Даже жалко… Я всегда хотела девочку.
– Знаешь, что скажу? Этого добра во всех краях империи – с избытком. Хочешь девчонку? Только обмолвись об этом, и тебе сразу натащат два десятка лишних младенцев на воспитание. А лучше всего возьми в приюте подросшую. Она сразу будет полезна, поможет с детьми. И благодарна будет не в пример младенцу… Да, ложись спать. Я вызову врача, пусть тебя осмотрит.
Севель не то, чтобы на самом деле успокоилась, но всё-таки ощутила какое-то облегчение. Всегда проще отринуть чувство вины, когда окружающие твердят тебе: ты ни при чём, ты не виновата, вздохни освобождённо и живи дальше.
Свадьбу, сыгранную в главном городском храме, она почти не запомнила – слишком боялась, а потом слишком устала. Ей не разрешили ни посмотреть шествия, ни поучаствовать в празднествах – сразу после церемонии отвезли в графский особняк и закрыли в комнате наедине с изысканными яствами, мол, отдыхай и угощайся, врач разрешил только это.
Ближе к ночи в комнату пришла старшая супруга графа – взглянуть на новую сосупружницу. Севель не успела даже сообразить, что к чему, и сползти с кровати, как следом за этой знатной дамой в спальню торопливо вошёл сам граф и прикрыл за собой дверь.
– Маделин, ты обещала, что не будешь к ней подходить.
– Но я ведь должна познакомиться…
– Мы с тобой уже об этом говорили!
Дама скользнула по Севель взглядом, который при желании можно было истолковать как угодно.
– Не понимаю, чего ты боишься. Разве девочка принадлежит к какому-нибудь значимому роду? Мне нечего было бы с ней делить, даже если бы появилось такое желание.
– А я, понимаешь ли, не хочу проверять. Будь любезна вернуться к гостям, а завтра отправляйся в имение. Я надеюсь, ты не станешь со мной спорить.
Севель съёжилась – она далеко не сразу поняла, что оба они уже просто не помнят, что она всё ещё тут. Они обсуждали свои дела, а какая-то простолюдинка, пусть и новобрачная, их не волновала совершенно. Да и сама простолюдинка отчётливо осознавала, что этот праздник затеян не для неё и даже не для графской семьи, а для народа. Народ, угостившись на празднике, потом охотнее подтвердит, что брак безусловно был, а значит, рождённый в этом браке ребёнок – законный, и ему надо подчиняться. Когда граф, ругаясь со старшей женой, вместе с нею ушёл обратно в коридор и плотно затворил за собой дверь, Севель подвинула поднос с пирожными и улеглась в постель слушать, как дом вздрагивает от хмельных голосов, а стёкла дрожат от разудалой музыки.
VIII
Лалла вбежала в кабинет Рудены, у неё были испуганные глаза. Через мгновение, ещё до того, как горничная успела объясниться (только окликнула госпожу, и всё), стало понятно, что её так взбудоражило – в покои размашистым шагом вошёл государь. Он никогда не утруждал себя извещать о приходе заранее. Он просто приходил, и в этом лучше всего был виден его характер. Он царил в своём дворце полноправно, и если в государстве иногда получалось по-иному, что ж… По крайней мере здесь он был собой в полном смысле этого слова.
– Вон, – бросил он, глядя на Рудену, но она отлично знала, что это касается только прислуги. И прислуга это тоже знала – все служанки потянулись к выходу. Замешкалась только Валада, всерьёз обеспокоенная, но Лалла кинула на неё свирепый взгляд и вытолкнула в коридор. И плотно затворила за собой дверь.
Его величество этого даже и не заметил. Он смотрел на жену, и этот взгляд момент от момента становился всё тяжелее. Он не был обладателем настолько впечатляющей внешности, чтоб без какого-либо труда подчинять своей воле одним лишь своим присутствием. Казалось, иногда ему было трудно даже толком сфокусировать взгляд. Но когда было нужно, он умел смотреть так, что люди бледнели. Сейчас ему это вряд ли было нужно. Просто он был в раздражении. К счастью – в холодном.
– Я уже много раз говорил тебе, что если только посмеешь полезть в политику, я тебя уничтожу.
– Да. Много раз говорил.
– Тогда какого чёрта?.. – В следующий миг государь заставил себя немного успокоиться. Он знал, что на Рудену кричать бесполезно и даже вредно – для самолюбия. – Я хочу понять, с чего ты вдруг решила, будто о твоих попытках интриговать за моей спиной ничего не станет известно? Чего ты добиваешься? О чём я сейчас услышу? О твоём беспокойстве за семью, или замахнёшься выше? Опять заговоришь об интересах государства?
Рудена не удержалась – изогнула губы в усмешке. Она знала, что если подольше помолчать, супруг непременно даст понять, что конкретно его разозлило на этот раз. Главным же было держаться спокойно, бесстрашно. В страхе он видел знак вины и обрушивался безжалостно. Спокойная уверенность виновного сбивала его с толку, и тот уже не казался таким виновным.
– Интересы государства – наша общая боль.
– Это моё государство, чёрт побери! А ты будешь делать только то, что я тебе позволю, в противном случае перестанешь быть герцогиней. Не забывай, кто сделал тебя ею.