Немец
Шрифт:
Русские удалялись от окопа, все мельче становились их фигурки. Они вновь превращались в подвижные мишени. Отсюда, с уже приличного расстояния, не было видно, как у них изо рта идет пар, не доносилась их речь… Но Ральфу все еще хотелось, чтобы они дошли до своих.
Конечно, через некоторое время они вновь будут пытаться убить друг друга, но сейчас… Сейчас наступил перерыв во всем этом безумии, будто невидимый врач накормил всех участников чудовищного и противоестественного спектакля сильнодействующими таблетками против коллективного помешательства.
Со стороны германских позиций, где-то на правом фланге, застучал пулемет. Один из русских вскинул руки и упал. Остальные залегли.
В воздухе раздался свист. Послышались частые разрывы — началась очередная волна артобстрела. Ральфу показалось, что барабанные перепонки сейчас обязательно должны лопнуть. Ему очень хотелось уйти с линии огня. Оказалось, что в этом желании он не одинок. Сквозь свист снарядов и грохот взрывов доносились команды на подготовку к отходу с позиций. Уже было видно, как по траншейным ходам солдаты спешно ретировались на дальние линии обороны, ползли, пятились, перепрыгивали из окопа в окоп. Ральф и Отто, бок о бок, плечо к плечу, уже не заботясь ни о чем и не ощущая ничего, кроме желания как можно скорее покинуть это пекло, побежали к лесу. Оттуда навстречу им, вырываясь из маскировочных сооружений, выдвигались германские танки.
— Танки! Наши танки будут прикрывать отход! — прокричал Отто. — Уверен, они хотят дать нам возможность уйти!
И тут, словно опровергая его уверенность, откуда ни возьмись, перед ними вырос офицер. Его лицо, искаженное яростью, перепачканное сажей, заставило друзей остановиться.
— Куда?! — прокричал офицер, брызгая слюной и потрясая перед их лицами «вальтером». — Назад! На позиции! Кто будет большевиков останавливать? Расстреляю за трусость! Ефрейтор, где ваш взвод?
Ральф испугался офицера, готового в любой момент совершить самосуд, но сильней страха было нежелание возвращаться в траншеи и неминуемо отдать жизнь ради того, чтобы русские задержались на этом рубеже на какие-нибудь полторы минуты. Именно в эту минуту, впервые с лета 1941 года, Ральф, не столько умом или сердцем, сколько всем своим человеческим существом осознал, физически ощутил бессмысленность бойни, в которой ему довелось участвовать.
Троица представляла собой довольно странную картину, которая категорически не вязалась с окружающим пейзажем. Офицер угрожал Отто и Ральфу пистолетом, требуя немедленно вернуться на позиции, в то самое время, когда мимо них пробегали десятки солдат, ища спасение в лесном массиве, откуда, в свою очередь, выползали все новые и новые стальные машины с крестами на бортах, медленно двигаясь в противоположную сторону.
Ральф почувствовал, что офицер вот-вот выстрелит. Скорее всего, бедняга свихнулся от пережитого ужаса. Решение пришло быстро. Резким ударом в челюсть силач Отто свалил его в снег. Отбросив подальше «вальтер», друзья побежали прочь вместе со всеми.
Как гром среди ясного неба, налетела русская авиация. Штурмовики заходили со стороны поля и безнаказанно атаковали отступающие войска. Обстреляв из пулемета упавших на землю немцев, «Ил-2» совершил боевой разворот и выпустил два реактивных снаряда в направлении танковой группы. Башня одного из танков, будто срезанная сверхмощной пилой по металлу, отлетела в сторону, под гусеницы соседней машины.
На правом фланге, в отдалении, на опушке леса, Ральф увидел русскую пехоту. Он уже отчетливо различал их полушубки и шапки со звездами. Авиация Красной Армии прекратила атаку этого участка, видимо, опасаясь, что по ошибке от авианалета могут пострадать свои. Солдаты опять побежали в сторону леса. Некоторые падали, словно спотыкаясь о проросшие из земли корни деревьев, но так и не поднимались снова. Ральф понял, что наступающая русская пехота ведет прицельный огонь.
Он огляделся по сторонам и не заметил друга. Однако, уже через секунду, нашел Отто. Тот полулежал, прислонившись к дереву.
— Отто, тебя задело?! — Ральф в два прыжка преодолел расстояние.
— Похоже, пуля в ноге… — прохрипел Отто. — Острая боль, идти не могу.
— Давай, хватайся за меня, попробуй допрыгать до леса! — Ральф с трудом приподнял раненого, который теперь стоял на одной ноге. — Нам нельзя оставаться здесь, давай, еще немного. Эй! Стой!
Ральф окликнул пробегающего мимо рядового, но тот или не услышал или не захотел остановиться. К счастью, кто-то из отступающих все-таки подхватил Отто, и вдвоем с Ральфом они увлекли его за собой в лес.
Только здесь они поняли весь трагизм положения. Судя по всему, русские вклинились в оборону их полка, зашли с флангов, и, вполне возможно, уже завершали его окружение.
Спрятавшись за обрубком дерева, Ральф попытался осмотреть рану Отто. Дело было плохо. Раненый уже потерял много крови, и, перевязывая его, Ральф видел, что тот вскоре потеряет сознание.
— Ральф, дай мне водки, — Отто смотрел на друга с очень странным, спокойным выражением лица. — Тут у меня, во фляге…
— Сейчас, один момент, — Ральф достал флягу, открутил крышку и подал Отто.
— Что происходит вокруг, я почти ничего не слышу, — Отто сделал несколько глотков, его взор прояснился.
— Ничего хорошего, приятель, ничего хорошего, — ответил Ральф, возвращаясь к перевязке. — Нам с тобой надо встать и идти.
В дерево ударил кусок свинца, несколько пуль пролетели у них над головой.
— Нас убьют, Ральф, или возьмут в плен. Где мой автомат?
— Ты бросил его.
— А, ничего, у меня есть пистолет. Я не хочу в плен. И умирать не хочу…
— Тогда вставай и пошли!
— Ральф, мне отчего-то очень больно. Я останусь здесь. Тихо тут полежу. Они не заметят меня. А ты иди и, если сможешь, вернись за мной с санитарами.
— Отто, не говори глупости, сейчас надо встать и идти!!! То, что тебе больно — это хорошо. Так доктора говорят.
Отто только покачал головой, но попытался подняться. Ральф и сам не понимал, куда идти. Стрельба была повсюду, и русские могли оказаться уже где-нибудь за ближайшими кустами.
Именно оттуда они и вышли — человек восемь, все с винтовками наперевес. К винтовкам примкнуты штыки. Ральф не успел выстрелить — автомат лежал рядом, но он не нашел в себе сил протянуть руку, в страхе, что это спровоцирует русских, и они их уничтожат. В одно мгновение Ральф осознал, что у него остался последний шанс выжить и когда-нибудь вернуться домой. Или хотя бы в Воронеж, к Кате… Он знал, что именно сейчас наступил момент выбора: либо воспользоваться этим шансом, пусть даже он будет совсем ничтожным, либо умереть от пули или удара штыком и быть похороненным здесь, в братской могиле, в чужой земле вместе с остальными «героями тысячелетнего рейха».
Ральф Мюллер поднял руки вверх.
— Гутен морген, гутен таг, бьют по морде, бьют и так, — произнес русский громко и, как почудилось Ральфу, приветливо, после чего мощный удар сапогом в лицо повалил его на землю.
Русские обыскали их, отобрали у Отто пистолет, конфисковали документы и фляги со спиртным. Потом заставили друзей подняться. Превозмогая боль, опираясь на Ральфа, Отто все же сумел встать. Один из солдат с восточным лицом знаком приказал им идти. К захватившим их в плен русским присоединились еще двое с автоматами. Они конвоировали пятерых немецких солдат и одного гауптмана.