Ненавистный брак
Шрифт:
– Господи, они ищут его, словно преступника! – еле слышно прошептала она.
– А теперь представь, каково Александру, если он отдал такой приказ. Я не удивлюсь, если он лично явится сюда на поиски Федора... а найдет меня.
– Нет, Фредерик, нет, – отчаянно запротестовала Надя. – Этот человек сошел с ума. Он может начать оскорблять тебя, чтобы вызвать на дуэль и убить!
– А что еще мы можем сделать, любимая? Еще раньше я наказал слугам, чтобы они говорили, что нас здесь нет... Экипаж надежно спрятан...
– Федору я дала снотворное,
– Пожалуй, это единственное, что мы можем сейчас сделать, – раздумчиво ответил Кумазин. – Возможно, так мы спасем его и вытащим из этой переделки. Пойду распоряжусь, чтобы его перенесли, только не в погреб, а в какую-нибудь из дальних изб, что на самом берегу реки. Так будет лучше. Я отошлю из дома всех слуг. Оставлю только одного старого дворецкого, которому доверяю, как самому себе. Он скорее даст убить себя, чем сына графини Орловой...
Кумазин отошел от своего наблюдательного пункта, Надя шла рядом с мужем, прильнув к его руке. Граф отдал распоряжения старому дворецкому, и слуги унесли из дома до сих пор не пришедшего в себя Лаврецкого.
Чуть ранее, когда Кумазины привезли Федора в Орловку, он все порывался вернуться в Карелинку и даже затеял с Фредериком драку, но поскользнулся и свалился с подножки экипажа, поранив при этом руку и голову. Запасливая Надя всегда возила с собой на всякий случай кое-какие лекарства, и сейчас ее предусмотрительность оказалась как нельзя кстати.
Взбешенный Александр ворвался к Орловым, когда все уже ушли из дома. Он понимал, что Орловка находится слишком близко от его собственной усадьбы, и вряд ли Кумазины со своим родственником будут прятаться здесь, но хотел своими глазами убедиться в этом. Канов, дворецкий Орловых, настежь распахнул дверь перед незваным гостем, словно убеждая его, что в доме никого нет.
– Говорил я уже патрульным, господин хороший, не знаю я никакого Ивана Ежова, истинный крест, не знаю... А граф с графиней в усадьбу и носу не кажут... – с мужичьим простодушием уверял он.
Карелин горящим взором окинул просторное помещение. В когда-то великолепном, а теперь заброшенном, доме Орловых царила могильная тишина. Изборожденное морщинами лицо старого дворецкого, взиравшего на Карелина с бестолковостью ручного зверька, было серее выцветших от времени и обветшавших гобеленов.
– Да вот хоть весь дом обыщи, коли желаешь, барин, не найдешь никого...
Александр прошел сквозь длинную вереницу пустых, безлюдных комнат. Он добрался до самого конца коридора, побуждаемый бессмысленной надеждой найти Федора, и за миг до того, как убить, бросить к его ногам это жалкое существо, ставшее для него самого незаконнорожденным плодом греховной любви.
И вновь почудилось князю, что он борется с призраками. От отчаяния весь гнев его, не найдя иного сопротивления, обрушился на него самого; так возвращаются обратно в море накатывающие на песчаный пляж морские волны. Не глядя на поспешно шаркающего за ним дворецкого, Карелин вернулся
Кумазин с опаской вошел в прихожую.
– Сдается мне, барин-то карелинский помешался совсем, – задумчиво промолвил Канов, – на руках он дите держал...
Сначала Кумазин подумал, что дворецкий немного не в себе, но потом понял, что произошло, и содрогнулся от ужаса, решив пока ничего не говорить ни Наде, ни Федору...
Александр подъехал к склону неглубокого оврага, слез с лошади, и та устало заржала, радуясь избавлению от опостылевшей ноши. Карелин шагнул в непроглядную темень полночного леса. Среди мрачных деревьев ярким пятном светилось жаркое пламя костра, и князь быстро направился на его призывный свет, каким-то чудом еще удерживая малыша на руках. Он подошел к бревенчатой хижине. Этот домишко, в снежные зимы служивший убежищем от волков, сейчас был бесплатным жилищем для бездомных и бродяг.
Марфа испуганно таращилась на князя, а высокий, здоровенный детина с окладистой рыжей бородой, в которой уже проглядывала седина, с физиономией мошенника и недобрыми, алчными глазками подошел к нему поближе. Александр разглядывал необычную пару, и Марфа догадалась, что пришел он сюда не для того, чтобы излить на нее свою злость, хотя его лицо еще больше посуровело.
– Как тебя зовут? – спросил Карелин мужика.
– Магол, барин.
Марфа и Магол не сводили глаз с небольшого кулечка в руках Карелина, а князь с не меньшим вниманием разглядывал двух бродяг, чьи силуэты в красноватом отблеске пляшущего огня походили на призраки ночных кошмаров. То был иной, ужасный и устрашающий мир, вполне подходящий для того, чтобы утолить жажду мести, и Карелин решительно шагнул в этот дьявольский мир.
– Бродяги, воры, порочные, мерзкие твари… стервятники, пожирающие гнилье и падаль… – бормотал он себе под нос… – Ничтожнейшие из презренных… самые подходящие руки для того, чтобы позаботиться о сыне Федора Лаврецкого… Вот, возьми… – охваченный внезапным безумием, обратился он к Марфе и сунул младенца ей в руки. – Бери его, он твой… Научи его своему ремеслу. Сделай из него такого же, как ты!
– Помилуй, барин! – только и смог вымолвить Магол, изумленный неожиданным появлением Карелина и его странным поступком.
– Унеси его подальше отсюда, в самую даль… на край света! – приказал князь. – Не хочу больше видеть его… Никогда!
Карелин подбежал к лошади, вскочил на нее и, не оглядываясь, помчался прочь, словно устрашившись самого себя. Магол подошел к Марфе и посмотрел на невинное личико испуганно плачущего малютки.
– Что скажешь, Марфа? Барин-то того, видать, совсем рехнулся. Пришел и отдал нам своего наследника!.. Знаешь, какая прорва денег у нас будет, когда он очухается? – Магол от души расхохотался, и Марфа, в нерешительности помедлив секунду, залилась смехом вслед за ним.