Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
«Я же не умру. Со мной будет все в порядке. Я выстою все, что будет. Даже Нильс не сломит меня, когда я его встречу. Я сильная…» – убеждала себя девушка, поправляя косу, и вновь посмотрев на часы.
Она не находила себе место, и встав, нервно заходила по комнате. Люди так жестоки, так нечестны и дики, что на самом деле ей было неистово страшно. И этот страх усиливался предчувствием того, что все будет значительно хуже, чем в тот вечер. В вечер, когда она осталась в комнате с Финном и его друзьями.
Все ее мысли и сам рассудок заставлял думать
Конечно, он спасет ее, не даст в обиду, поглядит ее по голове, обнимет. Скажет тихо, шепча на ухо, что она его маленькая девочка, как говорил всегда. Поцелует мягко в щеку, дотронется своими руками ее тела, и тогда все станет хорошо, плохое забудется, хорошее тут же придет и сбудется. Все будет так, как он обещал. Они буду любить друг друга и лишь потом, через года смогут посмеяться над этой бессмыслицей. Рассказать свои настоящие эмоции, увидеть в очах другого всю пережитую боль и сотворенную любовь. Оба бы прослезились и крепко обнялись…
Девушка опускается на кровать, нервно терзая косу, поглядывая в окно, за которым уже стемнело. Становилось не по себе, кошки скребли ее из внутри, а тело вздрагивало при каждом шорохе. За окном началась буря, такая неожиданная в этот солнечный и тихий день.
Розали легко улыбнулась, прикрывая глаза. Все будет хорошо. Все пройдет хорошо. Нильс придет…
Но было ли все на самом деле так, как крутилось сознание девушки? Так ли были милосердны люди, которые ее держали взаперти, все это время? И так ли они добры, чтобы не задать девушке вреда?
***
Хоффман старший спустился в главный холл, терпеливо устремив взгляд во входную дверь, закинув ногу на ногу, когда сел на мягкий диван. Он был хозяином своего дома и вел себя, как хозяин. У мужчины был безумный интерес к Нильсу, и тому, каким глупцом он окажется сегодня. Поступит ли он правильно, или принудит Хоффманов к мерам безрассудного действия. У них была девушка, которая стоила больше, чем какая либо окружающая среда Веркоохена, его денег, его богатства, гордости. Она даже была дороже, чем миллиарды, чем золото и душа, что действительно вселяло дух ужаса, насколько он был зависим ею.
Нильс дышал Розали. Она была его воздухом, нежностью, лучшей стороной, к которой он мог относится с любовью, уважением, теплом… С трепетом в своем нередко ледяном сердце.
Он просто не мог глупить, он не мог не выполнить условия договора с Хоффманом, он не мог рисковать. А Филиган все знал, и сейчас медленно отпивал коньяк с цветом золота с янтарным отблеском, французский привкус со сладостью победы. Его темные глаза вглядывались в темную деревянную дверь, ожидая прибытия того, без кого невозможно начать этот вечер.
– Опаздывает, – утвердительно послышался голос Найджела, который спускался по ступеням, недовольно оглядывая
– Терпение, сын мой, дорого стоит, – усмехнулся мужчина, повернув голову назад. Найджел быстро спустился в низ, подойдя к дивану, небрежно приземлившись на него. Хоффман бодряще улыбнулся своему сыну, показывая, что спешить некуда и сейчас только все начинается.
– Я могу ее отвести в низ, – предложил спустя короткое время Найджел, посмотрев на отца. Тот отрицательно покачал головой.
– Не стоит.
– Почему мне нельзя просто забрать ее себе? Я хочу эту девушку, – претензионным голосом спросил молодой человек, разозлившись на отказ отца. Ему довольно не нравилось то, что в этом доме находится девушка, такой прекрасной красоты, тем более принадлежавшая Нильсу. Охота завладеть ею усиливалась каждый день, но двери в комнату Розали оставались закрыты напрочь.
– В ней был Веркоохен, и я не дам тебе иметь эту женщину. Это отвратительно, Найджел, – строго проговорил отец, нахмурившись и выпив коньяк до дна стакана.
– Она может остаться тут. Отец, ты же говорил, что я могу быть с ней, – огрызнулся младший на старшего, совсем недовольный тем, что его обделил собственный отец.
– Мы говорили о мести, мы говорили о том, чтобы убрать Нильса и убить все его победы. Мы говорили о том, Найджел, что мы зададим ему боль, а не насилие или изнасилование этой милой девушки. Все, что произойдет сегодня, им будет достаточно, чтобы испытать боль и унижение, отвращение к своему существу. Не будь ребенком, у тебя полно женщин в постели, – медленно и рассудительно проговорил Филиган, налив с бутылки еще коньячной жидкости.
– Но я хочу ее. Она не такая… Она…
– Нет. Ей достаточно было того, как ты довел бедолагу до комнаты, столкнув ее практически со всеми углами этого дома.
– Она хотела сбежать.
– Куда? В лес? Эта была возможность понизить ее боевой настрой, а не получить удовольствие от избитой и слабой девушки…
– С ней все в порядке. Не делай из нее невинную овечку. Она лишь шлюха Веркоохена.
– Она его женщина, сынок. А ради своей женщины, мужчина готов на все.
На последний комментарий отца, Найджел промолчал, отвернувшись в другую сторону. Он поежился от неприязни к Нильсу, от девушки, которая была наверху и точно ждала его, как спасителя или своего принца, на чертовом, драном, белом коне.
Раздался шум на улице, голоса охранников и мотор машины. Мужчины, сидевшие на диване, переглянулись.
– Он?
– Этим вечером мы больше никого и не ждем, – усмехнулся Хоффман, подведясь с дивана и оставляя бокал на столе, посмотрел на сына. – Ну что, примем нашего гостя как следует?
– Стой, – встрепенулся Найджел, схватив своего отца под локоть, не дав ему подойти к двери. – Почему ты так доверяешь ему? Он ведь мог привести с собой кого-то еще, или же вызвать полисменов. Он же не так глуп, – молодой человек прищурился к старшему мужчине, и для него точно было дико то, что Нильс явится один.