Неоновый дневник
Шрифт:
***
Утром Данил провожает меня на трамвай. Подходит мой номер. Я поворачиваюсь к нему:
— Больше не пиши мне сообщения. Не подходи ко мне. Не звони и не проси девчонок что-то передать. Мы с тобой незнакомы. Хорошо? Пока.
Я захожу в трамвай и сажусь у окна с противоположной стороны — чтобы не видеть его лицо. Я тоже люблю играть в игры. А еще, я очень люблю выигрывать. Я прислоняюсь виском к стеклу — меня мутит, и я закрываю глаза. Так я победила? Да?
***
Даня действительно больше не пишет — значит, все понял про меня с первого раза. Случайно встречаясь в универе, мы проходим мимо друг друга, демонстративно отводя глаза. Увидев его в курилке, я поднимаюсь
Мы с соседками по комнате традиционно доводим себя до нужной кондиции еще в общаге. Дешевый вермут пополам с газировкой — простой рецепт хорошего настроения, конечно, при умеренном употреблении. Мы роемся друг у друга в косметичках и меняемся одеждой, решая извечный вопрос — что надеть, чтобы всех поразить? Я сижу на стуле посреди комнаты, и Олеся вытягивает мои волнистые волосы горячими щипцами — наверно, как многие обладательницы кудрей, я мечтаю о прямых волосах. В воздухе стоит сизая дымка, и я гадаю — это сигарета в моей руке, опущенной вниз вдоль ножек стула, или Олеська все-таки сожгла мои несчастные пряди этим ебаным утюжком?
— Леся, блять! Полегче!
Олеська смеется, отпивая из стакана, и я вижу, что она уже в говно. Так, а сколько сейчас времени? Я фокусируюсь на плывущих в нижней части монитора цифрах — половина одиннадцатого! Ну, заебись. Двери общежития закрываются в десять часов вечера, чтобы открыться утром в шесть. Иногда вахтер впускает или выпускает загулявших студентов, но сегодня внизу расположилась комендант собственной персоной, и это значит, что нам придется искать альтернативный вариант.
— Девчонки, мы проебали выход из общаги. Придется лезть через балкон.
Леся смотрит на меня округлившимися глазами:
— Я не могу через балкон. Мы же на пятом этаже!
— Лесь, ты что, охуела? Мы не полезем с пятого этажа, мы полезем с третьего — ребята из триста первой нас пустят. Все через их комнату ходят. Ты будто первый раз про это слышишь!
Если честно, сама я так ни разу не делала, но я знаю, что многие обитатели общаги пользуются этим, на первый взгляд экстремальным, способом. На самом деле все довольно просто — мы, при полном параде, спускаемся на третий этаж, к пятикурсникам с архитектуры. Парни без лишних вопросов пропускают нас на свой балкон, цена услуги — обещанная пачка сигарет. Балконы на фасаде расположены в шахматном порядке, поэтому мы без труда перемещаемся с их балкона на балкон второго этажа, комната там пустует, поэтому наше перемещение на крышу пристройки около общаги остается незамеченным. Теперь последний рывок — прыжок вниз, в наметенный за вечер до середины стены сугроб.
Никто не хочет пропускать вечеринку — и я прыгаю самая первая, проваливаясь в снег почти с головой. Волосы, шея, лицо — все мокрое, пиздец моей укладке и макияжу. Я вытряхиваю снег из капюшона пуховика:
— Давайте сюда, все нормально! Я в порядке.
Развожу руками в стороны:
— Видите? Аня, Лесь, ну?
На крыше пристройки — два неуверенно пошатывающихся силуэта.
— Блять, ну мы едем или нет?!
— Едем, не ори, спалимся.
Анька прыгает вниз, а Леся задерживается на краю, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
—
— Леся, обратно все равно уже не залезть!
Я такая пьяная, что даже не обращаю внимания на то, что снег у меня за капюшоном подтаял, и ледяная струйка затекает мне за шиворот, просачиваясь между лопаток. Пуховик накинут прямо на тонкую майку, а шапку я не ношу даже зимой, потому что я уверена, что в ней я выгляжу, как ебанько. Хотя, я и так ебанько, без всяких шапок, разве нет?
Наконец Леся решается — садится на крышу пристроя, спускает ноги, и, медленно сползая вниз, какое-то время болтается на краю, а потом, вереща, боком падает в, уже развороченный нами с Анькой, сугроб. Отряхиваясь и смеясь, мы идем ловить тачку. Уже в машине, когда до клуба остается ехать минут пять, Анька внезапно объявляет:
— Девки, мне нехорошо.
Тут же приоткрывает заднюю дверь, и, прямо на ходу, начинает блевать. Леся смотрит на нее, и даже в темноте салона, я вижу, как ее лицо принимает тот самый характерный нежно-зеленоватый оттенок, а потом она тоже открывает дверь со своей стороны. Я сижу посередине, между ними, держа их обеих за пуховики, пока они избавляются от выпитого сверх меры. Да уж, вермут с газировкой сильная вещь. Несмотря на это безобразие, машина продолжает ехать.
— Да что это такое! Куда это вы такие собрались?!
Водитель возмущенно смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— Разве можно до такого состояния бухать! Вы же мне машину сейчас испортите, а мне еще работать!
Я улыбаюсь ему, надеясь, что выгляжу достаточно мило:
— Извините, пожалуйста. Остановите здесь, мы уже почти приехали.
Пока девчонки выползают на улицу, я рассчитываюсь с таксистом. Мятые бумажки выскальзывают из рук, и, в итоге, я просто отдаю ему все — за моральный ущерб. Последние двести метров мы идем до клуба пешком — свежий воздух нам всем на пользу. У входа, стоя в очереди, курим, пытаясь прийти в себя. Глухая железная дверь с маленьким, забранным решеткой, окном открывается, впуская очередную партию жаждущих попасть внутрь — мы в их числе. Тонкая металлическая лестница вибрирует под ногами, и я спускаюсь вниз, в темное, содрогающееся от музыки, чрево ночного клуба — ди-джеи, сука, сходят с ума.
Вечеринка организована нашим универом, а это значит, что профком протащил внутрь свое бухло, и мне нужно найти кого-то, кто меня им угостит. Я направляюсь в туалет, чтобы проверить, как я выгляжу, и тут же налетаю на Ромку:
— Привет, Дин.
— О, привет. Не знаешь, где бухает профком?
Конечно, он знает, он с ними в хороших отношениях, не то, что я. Но это — история для другого раза. Мы проходим в закрытую, только для своих, чиллаут зону, на столике стоит металлическая табличка «Reserved». Здесь никого нет — все на танцполе, в баре, или еще хуй знает где, только на одном из диванов сидит, опустив подбородок на грудь, какой-то парень в красном костюме Деда Мороза. Присмотревшись, я понимаю, что он крепко спит, и только круглые стекла его очков продолжают вспыхивать синим неоном стробоскопа. Я ухмыляюсь и толкаю Ромку локтем:
— Смотри, Санта нажрался в пизду. В этом году подарков не будет.
Когда я пьяная, мне начинает казаться, что я жутко остроумная.
— Дурочка ты. Что будешь пить?
— А что тут у них? Это что — Хеннеси?! Охуеть, да?
Ромка берет бутылку и наливает коньяк в одноразовые стаканчики, стопка которых извлекается им из большого пакета под столом — мы торжественно чокаемся пластиком, и пьем.
— А что там у них еще, в пакете?
Я сажусь на диван, рядом с пребывающим где-то далеко в мире грез очкариком-Сантой, и роюсь в громадной пластиковой сумке. Достаю оттуда пол-литра Колы.