Неожиданность
Шрифт:
Штрелинги много общаются с людьми, делают им оружие на заказ, активно торгуют своими поделками. Мы же стараемся ни в какие контакты с вами не вступать, обходимся дарами леса.
Горные воинственны, в конце прошлого века ввязались в большую войну с Эриком Рыжим на Шпицбергене, понесли очень большие потери. Они рассказывают, что он им кричал: я вам устрою полный рагнарек! Выжившие сидят тихо, ни в какие свары не ввязываются, мирно торгуют.
Штрелинги очень сильны физически, хорошие горнорудные мастера, очень любят золото. Вот они волосаты и бородаты, причем даже и женщины. Очень слабы в магии.
У антеков волосы не растут вовсе, с людьми нам делить нечего, чародеев у нашего народа много. Правда, очень сильных, вроде меня,
— А зачем вы запугали сельчан?
— Они рассказали месяц назад проезжавшим мимо купцам о нас и наврали, что мы очень агрессивны. Те слетали в Русу, привели большую дружину. Я мог бы и купцов, и воинов легко перебить, но потом придут большие ваши волхвы, начнется страшная война между нами и людьми. Мы не штрелинги, нам это не нужно. Недельку пересидели в тоннелях не высовываясь, переждали. А когда и проезжие, и дружинники ушли, стали пугать ваших землепашцев. Я навел на них морок, что их осадило грозное и многочисленное племя карликов-штрелингов, вооруженное до зубов: большие топоры, грозные палицы, убийственные сулицы. Мне помогал весь наш народ. Деревенские три дня, и днем, и ночью боялись высунуться из своих домушек. Вылез только один наглец, скотину хотел покормить. Я сымитировал ему удар по боку дубинкой. Больше смельчаков не оказалось. Селяне уж и не чаяли остаться в живых. Собаки воют, коровы мычат, овцы блеют, бабы и дети плачут. Через трое суток они все, включая стариков и детишек, поклялись на своих иконах, что никогда и никому про нас больше ни словечка не скажут, и мы сняли осаду.
— Поубивать бы вас за такие дела, — мрачно сказал Богуслав, — вырезать бы всех в ваших поганых пещерках.
— Нас хотели убить еще дружинники, и абсолютно ни за что: мы никого не убивали, не грабили, не насиловали и не продавали в рабство. Антеки не едят мяса, мы не отбирали ваших охотничьих угодий. Мы не пашем, не сеем, просто собираем дары леса — ягоды, грибы, орехи, всяческие коренья. Нам нечего с вами делить. Но люди не могут терпеть возле себя хоть и разумных, но иных. Извели драконов, затем великанов, перебили все непохожие на себя близкородственные народы.
Видимо и питекантропы, и неандертальцы, и синантропы, и австралопитеки так и покинули этот мир, подумалось мне. Снежные люди, точнее жалкие остатки их племен, усиленно прячутся в труднодоступных горах и лесах от известного гуманиста всех времен и народов — человека разумного, которого уместнее было бы звать человек жестокий, человек не ведающий жалости, человек убийственный. Извели и массу своих племен — бесследно исчезли сарматы, гунны, скифы, печенеги, хазары и еще много-много других народов. Есть страны, где до сих пор охотятся на не уступающих нам в разуме дельфинов. И эти страны находятся не в вечно голодающей Африке, это богатейшие Дания и Япония. Убивать, убивать, убивать — вот три основных принципа существования человечества. И все поражаемся: а почему это инопланетяне не идут с нами на контакт, не несут в клюве свои изобретения: методику путешествий между звездами, принципы изготовления супероружия и прочее, прочее, прочее. Так жить-то хочется! А у нас излюбленные книги и фильмы про звездные войны между человечеством и инопланетянами. Нужно быть голимым инопланетным идиотом, чтобы выпустить людей с Земли, и они занялись в космосе тремя своими любимыми делами — убивать, убивать и убивать. А там, на удаленных от нас на безопасное расстояние звездах, почему-то таких дураков не находится. И нет контакта, хоть ты тресни!
— И наша раса прячется от людей все глубже и глубже, старается никаких дел с вами не вести — продолжил Ыыгх. — Потихоньку исчезли с вашего горизонта песчаные и северные, лесные почти уже не показываются, горные подсовываются к людям все меньше и меньше. Скоро мы останемся только в ваших сказках, легендах да стародавних былинах, и поэтому уцелеем. Через сто лет в этой запуганной нами сегодня деревне, об антеках никто и не вспомнит.
— А
В его глазах появился привычный блеск, вся пришибленность страхом исчезла, похоже, сила духа вернулась. Славно подлечил лесной гном!
— Вы едете отводить от Земли очень большой камень. В этом вашей команде надо помочь. Последствия столкновения, даже для нас, будут ужасны — могут обвалиться наши залы, пещеры, переходы, — погибнет слишком много антеков, а мы и так немногочисленны; поляжет и будет гореть лес. Запасов еды у нас на три года хватит, а дальше? Помощи ждать неоткуда. А против вашей ватаги готовится выступить черный волхв Невзор — кудесник большой силы. Ночью я бы его осилил, а днем мы, антеки, не бойцы. Вряд ли темный будет ждать захода солнца. Постараюсь вам помочь отсюда.
— А что ты можешь сделать из своего схрона? Посочувствовать, когда нас будут убивать? — презрительно усмехнулся боярин.
— Для начала я уже снял твой страх перед подземельями.
— Да ладно, — не поверил Богуслав, — пробовал очень сильный волхв, не тебе чета, ничего не получилось.
— Пройдись до выхода, проверь.
— А я тут у вас дорогу найду?
— Собака проводит.
Я тоже, на всякий случай, пошел: вдруг сомлеет по дороге. Отодвинули полог, вышли. Марфа побежала впереди без всяких команд. Вначале Богуслав шел бойко, но перед лазом взялся притормаживать, озираться. Вот и началось! — подумалось мне. Перед лестницей встал, покрутил головой. Затем зарычал:
— Какого черта! — и молнией взлетел наверх.
Ну пойду огляжусь, как он там чудит, подумалось мне, — то ли убежал, то ли опять от ужаса сомлел. Поднялся.
Дядя Слава вдыхал осенние запахи полной грудью и, похоже, ничего не боялся.
— Слышь, Вов, а страха-то нет совсем.
— Это ты на волю вылез, вот оно и полегчало, — скептически заметил я, — поглядеть надо, как себя поведешь, когда под землю лезть придется.
— Проверим, — согласился Богуслав, и без тени сомнений нырнул вниз.
Во как! Ловко налечил гномик! Мы отправились назад.
— А чего ж ты останавливался, головой крутил? — поинтересовался я.
— Сомневался, не накроет ли опять ужас. Только этого и опасался. А так, здесь или наверху, какая разница? Похоже, отделался я от этой докуки!
Вернувшись, стали беседовать дальше.
— А зачем ты во мне такую лютую злобу вызвал? — спросил Ыыгха боярин, — я ж коня чуть не убил.
— Мне хотелось вам силы добавить. А перед этим надо было поглядеть, на чем она у вас основана. У тебя на одной злобе, у него (кивок на меня) слишком много добра и веселья. Усилишь вас, один поубивает всех кругом, другой будет хохотать, как дурачок и всех кругом жалеть. Пусть уж лучше будет все, как есть. Лучшее — враг хорошего, как вы, люди, это говорите. Что смог — сделал: каждый из вас теперь будет чувствовать смертельный удар, нанесенный другому и сможет попытаться прийти на помощь. Реально подлечить, конечно, сможет один Владимир (у любого из вас я вижу имя) — в нем способность к лечению — главное качество. Его я и усилил: раньше ты мог ускорить сращивание и изменение тканей организма в несколько раз, теперь это будут десятки и сотни раз. Теперь сможешь лечить и себя самого не хуже чем других.
— А мне это качество зачем? — надулся боярин — все равно неловок и бестолков.
— Владимир легко сможет качнуть с тебя при нужде часть твоей силы. Можешь просто помочь — подай, принеси. В каждого из вас я заложил лишние полчаса жизни при смертельном ранении — может быть они и окажутся решающими.
— Невзор нас в последнем бою сразу убьет!
— Это как получится. Вы можете и победить, но со страшными ранами.
— А зачем ты мои способности раскрыл? — спросил я, — отодвинет ведь теперь меня вражина от схватки, сразу отсечет. Не успею ни из арбалета стрельнуть, ни нож метнуть.