Непобежденные
Шрифт:
– Вот! – Саша подает Алеше свои спички. Руки совершенно каменные.
– Погрею. – Алеша дышит на пальцы. – Нагнись. От ветра прикрой!
Душа уходит в пятки. Спичка ведь громко чиркает, огонек далеко виден.
Спичка шипит, вспыхивает. Шнур послушно загорается.
– Скорее! – сразу оба сказали, а пошли не сразу, дожидаясь, кто же сделает первый шаг.
Через мертвое пространство под защиту берега, кустов. И вверх. Не промахнуться бы. Мимо пожарного депо, стеной закрыться.
Какими быстрыми бывают ноги, когда о них не думают… Вершина. Взрыв. Пламя.
Треск автоматов. Бьет пулемет. Идут шагом, чтоб не нашуметь.
– Ребята! – Шумавцов пожимает руки.
И – кто куда…
Какая благодать – проснуться у себя на койке! Ничего, что сон получился куриный. Из дома человек на работу отправляется. Тому есть свидетели – подразделение сапожников.
Весь день у Шумавцова уши настороже.
Что говорят про взрыв? Что с мостом?
По дороге с работы Алешу догнал Посылкин. Сказал всего одно слово:
– Получилось! – Объявил новый приказ: – Орел! Самое важное, что нужно теперь от вас: сведения о боевой силе. Где, сколько, какого рода части. Сообщения оставлять в тайниках – в первом, третьем, четвертом.
Алеша вдруг спохватился: «Надо было Толе Крылову посвятить взрыв моста».
Партизан Лиза
Герасим Семенович новую педальку выстругивал к прялке.
В жизни резвости убыло. То и дело захаживают полицаи. Делают вид, будто партизан ищут. Всего поиска – торкнуться в лес, полоснуть очередями по чащобе и – к старосте. Осушат четверть самогона – служба исполнена. Скорей домой, покуда не стемнело.
Руки то и дело замирают, забываются.
Проверить тайники Лиза пошла. Четырнадцать лет. Все видит, все понимает.
Герасим Семенович Ефимию Васильевну приставил к секретам. Сам уж больно на виду: куда это наш староста? А Лиза – к матери с теми же доводами: «Тебя выследят».
Разумно, конечно. За девчонкой такого глаза не будет, как за госпожой старостихой.
И вот первый Лизин поход за секретами. Ефимия тоже в лес пошла, проследить за дочерью, помочь, если что.
Выпавший снег растаял. В лесу неуютно. Листва облетела с берез, с кленов… На дубах, правда, держится. Зато пройти сосновым бором – великое удовольствие. Деревья огромные, головы держат высоко, и на каждой сосне шапка Мономаха.
Лиза шла не оглядываясь. Когда человек оглядывается, у него секрет.
Только среди деревьев, нагнувшись за чернушками, смотрела, затаив дыхание, на тропу, на околицу Думлова. Тихо. Пусто. Ноябрь не для гуляний. Чернушки-то на удивленье! Все крепкие, ладные. Черный груздь!
Сосна-тайник у леса на виду, выше всех деревьев. Золотая от корня до вершины. У папани хранится с царских времен учебник истории. Шапка Мономаха в этом учебнике на обложке. На сосне – точь-в-точь.
Тайник под корнем, но нет ничего. Придется к другому тайнику пройтись. Второй – в дубе. Здесь барсучья нора. В норе дупло. Ага! Берестяная трубочка. Бересту – в лукошко, под грибы. Чернушек пять штук всего, но грех не посолить, такие крупные, такие чистые!
Ноги бегом бы кинулись бежать, но голова у Лизы строгая.
Крыльцо.
– Медленно! Медленно! – командует ногам Лиза.
Рука – к двери. Дверь за собой – хлоп! В избу. Нет никого. Отец – у коровы. А на крыльце шаги. Мама. С вязанкой сушняка.
– На растопку.
Лиза подошла к маме, смотрела ей в глаза:
– Ты за мной следила.
Ефимия Васильевна обняла дочь:
– Родная! Господи! Ты – молодец! Ты в Герасима Семеновича. Я видела, как спокойно, без оглядок, проверяла тайники.
– Я чернушки нашла! – порадовалась Лиза.
– И правда! – Ефимия Васильевна нашла под грибами бересту. Положила в печурку.
– Мама, я теперь партизан?
– Партизан, доченька! – подошла к иконам, опустилась на колени. – Да, будет моя дочь – девушкой, а я матерью, женой. Герасим же – кормильцем семьи. Господи! Пусть будет, как было у нас. Чтоб все просто! Всё как всегда!
Повернулась к Лизе:
– «Богородицу» прочитай. Пусть не оставляет тебя, когда снова на тайны в лес пойдешь.
«Митя»
О появлении в лесах Людинова и Жиздры партизанского отряда «Митя» немцы узнали, подсчитывая сожженные на дорогах под Дятьковом грузовики. Отряд, оставляя за собой взорванные мосты, уничтоженные склады и комендатуры, пришел из… Белоруссии. Вел отряд капитан госбезопасности Дмитрий Николаевич Медведев. Думал ли кто из посылавших «Митю» поднимать народную войну об Иисусе Христе, – неизвестно, но в отряде, перешедшем линию фронта в сентябре, было тридцать три чекиста.
Что такое тридцать три человека против танковых армий, моторизованных дивизий, фельдмаршалов, эсэсовцев, Тайной полиции, миллионов пленных, тысяч предателей?
Так. Фантазия Лубянки.
Но в решающие дни ноября 1941 года пусть не тысячи, но сотни орудий не доехали до фронта, остались на обочинах большаков, под откосами железных дорог. Снаряды, изготовленные Европой на головы наших солдат, рвались в глухомани лесов. И здесь, в глухомани, немцы хоронили солдат и офицеров, спешивших в Москву. Потери не такие уж и значительные, но батальоны и полки прибывали к линии фронта поредевшими. А кто уцелел, был захвачен бациллой страха. Велик ли от страха ущерб в войсках наступающих? Тут можно одно сказать: веселящая одурь побед в крови не знавших поражений «сверхчеловеков» стала смешиваться с тромбами ужаса перед русскими лесами, перед простором, за каждую пядь которого ничтожно вооруженные русские бьются насмерть.
Отряд «Митя» мало того что воевал, он был партизанским вузом. А где учеба, там экзамены. Отряды, превратившие лес в убежище от войны, Медведев разогнал. Зато была создана сеть боевых групп. Боевые группы появились в деревнях Будочка, Савчино, Старая Рубча, Немировичи Дятьковского района.
Стреляющее полукольцо перед заводским поселком Бытошь, где делали оконные стекла.
Устроив в этом краю партизанское движение, отряд Медведева перешел в леса Людинова и Жиздры. Отряд Золотухина и «Митя» основали совместную базу неподалеку от деревни Волынь.