Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Видя, что дракон обессилел и уже почти не сопротивляется, слабыми толчками спины пытаясь освободиться, солдаты стали тыкать его копьями и взбираться по сети на его спину, шею и даже голову. Смерк из последних сил истерически завизжал.
Мастер рванулся и замычал, силясь плечами разорвать верёвки. Ему было страшно, но не за себя, а за Смерка и товарищей, но он ничем не мог им помочь. Они совершенно беспомощны и жалки, и в своей погоне за мечтой, сопряжённой с риском, получили этот риск сполна, совсем позабыв про то, что кто-то сильнее их всех вместе взятых. Мастер отказывался верить в это и из последних сил сопротивлялся
– Браво, отступнички! Вы прославили Англию на весь мир! Но эту Англию вы больше не увидите, – впрочем, как и она вас, ха-ха-ха-ха-а!
Говоривший эти слова обошёл пленников кругом, и Мастер с трепетом ужаса увидел того, кто стоял сейчас перед ними.
А перед ними, поигрывая тростью из чёрного дерева, зажатую в длинных и тонких пальцах, и широко ухмыляясь во весь рот, стоял лорд Лайтенвуд.
====== Глава 8. Месть Фреммора ======
Уинстон открыл глаза.
Бездонное синее небо раскинулось над его головой, а где-то неподалёку раздавалось тонкое лошадиное ржание.
Попытавшись пошевелиться, Уинстон застонал: он почувствовал сильное жжение в груди. По-видимому, оно и заставило его, перед тем как потерять сознание, подумать, что он пронзён пылающим копьём. Но он жив, а значит, эта боль совсем иного рода.
«Джеймс!» – пронеслось у него в голове вместе с мыслью о копье.
Он там, в лесу, может быть, ранен, но наверняка жив. И он ещё так молод, чтобы умереть…
Уинстон привстал на корточки, упираясь руками в землю и превозмогая жгучую боль в груди.
– Моё сердце… – простонал Уинстон, держась за грудь. – Горит… – добавил он. Расстегнув ворот и пуговицы своей ливреи, старик вдруг с ужасом обнаружил, что его клеймо Верности раскалено докрасна, а вместо царственного льва на задних лапах стоит, играя чешуёй, крылатый золотой дракон!
– О Великий Фреммор, – пробормотал лакей, зажав в кулаке свой нагрудный медальон. – Что же всё это значит?
Он не пытался связаться со своим покровителем, – он спрашивал скорее сам себя, нежели Фреммора. И, спрятав медальон, почувствовал, что боль и жжение почти совсем утихли.
Уинстон поднялся, но от слабости почти тут же осел на землю. Поглядев поверх травы, он увидел неподалёку одиноко стоявшую Молнию. Коротким свистом подозвав её к себе, старик вскарабкался в седло и, подняв голову, огляделся.
Он пролежал без сознания всего несколько минут – это Уинстон определил по положению солнца на небе. Значит, есть ещё шанс, что Джеймс жив.
Уинстон не желал верить в противоположное и проклинал себя за то, что решился на столь отчаянный шаг в попытке разыскать Уоллфрида. Он, только он один виновен в том, что Джеймс, возможно, погиб, и погиб из-за него. Ведь это он потащил конюха за собою, приманив и заинтриговав драконом и связанным с ним Уоллфридом, не поразмыслив, сколь опасным может оказаться их путешествие.
Придя в себя уже окончательно, старый слуга принял решение отправиться на поиски Джеймса.
Обратив свой взор в сторону леса, Уинстон увидел, что пожар затих, лишь чёрные клубы
Скача по выжженной земле, слуга вновь и вновь выкрикивал имя Джеймса, но – безрезультатно. И лишь углубившись в выгоревший участок в том месте, где на них начали падать смертоносные копья, Уинстон с уже почти потерянной надеждой (он думал, что Джеймс запросто мог сгореть дотла в таком пекле и превратиться в пепел, который теперь топчет копытами Молния), напрягая связки, крикнул ещё несколько раз, но ответом ему по-прежнему была тишина.
Уинстон спрыгнул с лошади и подошёл к обгоревшим стволам, вокруг которых лежали голые, почерневшие после пожара ветки. Обойдя стволы, старый слуга огляделся вокруг и прислушался к мертвенной тишине, собираясь было, сокрушённый, сесть на кобылу и навсегда уехать отсюда, как вдруг где-то в стороне несколько веток в большом ворохе чуть дёрнулись и громко треснули, ломаясь, и из этой кучи раздался слабый стон.
Уинстон рванулся туда, спотыкаясь, на ходу выкрикивая имя Джеймса, и принялся лихорадочно разгребать ветки, расшвыривая их по сторонам.
В какой-то миг он замер, с ужасом глядя на то, что открылось ему под грудой веток.
На пропитанной кровью земле лежал на спине конюх Джеймс. Он тяжело и скоро дышал, а его одежда, голова и всё тело почернели – то ли от крови, то ли от копоти. А то, что торчало в его груди, и что Уинстон поначалу принял за ствол молодого дерева, когда разгребал ветки, было древком большого копья, которое и сбило, по-видимому, его с лошади, накрепко пригвоздив к земле.
Молодой конюх с трудом повернул к Уинстону потемневшее от копоти лицо, и на мгновение его глаза осветились радостью от встречи с другом, но тут же вновь померкли.
Его ужасный вид заставил Уинстона закричать. И лакей понял, что вряд ли чем-нибудь сможет ему помочь. Тут уже не могла идти речь о спасении его жизни, да если б и могла – проникшая через рану грязь уже заразила организм, к тому же Джеймс потерял много крови, а его огромная рана уже сама по себе говорила о том, что шансы конюха выжить ничтожно малы. Поэтому Уинстону оставалось лишь попрощаться с верным другом. Об этом сказали ему лучше любых слов глаза конюха, который уже не в силах был ничего произнести. Окровавленное копьё, которое, несомненно, прошло насквозь, задев внутренние органы, не могло подарить ему даже пару минут на то, чтобы успеть сказать самые важные слова своему старому другу. И ещё чудо, что в Джеймсе до сих пор теплилась искорка жизни.
Слёзы хлынули из глаз Уинстона. Он упал на колени и рывком обхватил ладонями голову конюха. Джеймс взглянул на него полузакрытыми глазами и попытался улыбнуться, словно хотел сказать, что для него всё уже позади и что он рад этому.
Старый слуга сжал его обгоревшую ладонь в своей жилистой руке, и уронил на неё седую голову.
– О, Джеймс… – всхлипнул он, рыдая, отчего горькие и горячие слёзы его падали одна за другой на ладонь конюха и стекали с неё в чёрную от золы землю. – Прости меня, друг мой милый… Я не должен был рисковать тобой, прости меня, старого дурака, прости… Это я должен был быть на твоём месте, ты ведь ещё слишком молод, чтобы умирать… Великий Фреммор покарает меня и позаботится о тебе… Джеймс… Ты лучше меня во всём, знай это… – Тут Уинстон не выдержал и запричитал: – Прошу тебя, не умирай, Джеймс!..