Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Он взглянул на умирающего. Конюх из последних сил улыбался ему, подавляя стон, отчего мышцы на его лице судорожно дёргались, а его рука слабо сжала руку Уинстона. Это могло означать только одно: прощение. И прощание.
– Прощай… Уинстон… – выдохнул конюх едва слышно, и, в последний раз судорожно вздохнув, уткнулся носом в землю, а его ладонь, выскользнув из ладони Уинстона, безжизненно упала на землю. Изо рта вытекла тонкая, как нитка, струйка крови.
Уинстон протянул дрожащую руку, проведя ею по каштановым волосам Джеймса, и закрыл ему глаза. Затем, с трудом выдернув копьё, сложил ему руки на
Цепочка медальона была порвана – вероятно, её перебил удар копья. «Великий Фреммор не защитил его, – с горечью подумал Уинстон, – иначе копьё вонзилось бы в медальон. Это спасло бы жизнь Джеймсу. Но он отвернулся от нас…»
Уинстон до боли стиснул медальон в своём кулаке, захлёбываясь слезами отчаяния и бессилия, затем медленно разжал кулак, и, отчистив изображение ногтём от сажи и копоти, всё же скрепя сердце поцеловал его и спрятал в потайном кармане своей ливреи. Медальон погибшего друга будет памятью о нём. Медальон, края которого оплавились и почернели от огня и дыма, будет с ним до конца жизни – так решил для себя старый лакей.
Он забросал ветками тело, обложив его поваленными огнём стволами деревьев. Если он, Уинстон, когда-нибудь вернётся назад в замок, в чём он теперь очень сомневался, то скажет лорду Лайтенвуду, как погиб его конюх. И по реакции лорда можно будет судить, что он за человек. Хотя Уинстон теперь и так знал, что лорд за человек.
Нужно было спешить. Старый лакей, подойдя к Молнии, в последний раз оглянулся на сооружённую им последнюю обитель Джеймса и, проглотив слёзы, вскочил в седло и помчался прочь.
«Я отомщу за тебя, мой верный друг», – думал Уинстон, ударяя Молнию шпорами. Ему необходимо было поторопиться: крылатые машины лорда Лайтенвуда опередили его. Скоро закат, и продолжать путь будет уже невозможно.
Отрешённо глядя вперёд, Уинстон пребывал в тягостных мыслях о погибшем. Да, Джеймс был надоедлив, своенравен, лез не в свои дела, служа в замке, но в отличие от благородного Лайтенвуда, в благородстве которого Уинстон теперь сомневался, умел сохранять справедливость в делах и отношениях с людьми, а также верность и честность. И у него были добрые сердце и душа. И этим он был сильнее и выше не только простолюдинов, но и своего хозяина.
В какой-то степени Уинстон даже завидовал Джеймсу: он сейчас там, на небесах, и совершенно свободен от всех и вся, и, может быть, даже счастлив. Сам себе хозяин. А он, Уинстон, пока что обречён на страдания в этом мире…
Уинстон выехал из леса и помчался по бескрайнему полю, миновав то место, где он потерял сознание от боли в груди. Старик пока не представлял себе, что он станет делать, встретившись с лордом лицом к лицу. Лорд ведь наверняка знает, что они с Джеймсом сбежали, и его непредсказуемый нрав страшил Уинстона. Но больше всего лакей боялся того, что Лайтенвуд разыщет Уоллфрида и двух его спутников с драконом. Тогда он ничем не сможет им помочь, если только не загородит их собою, предложив лорду сначала уничтожить его. Однако Уинстон знал, что даже в этом случае рука Лайтенвуда не дрогнет.
Полю, заросшему высокой травой, не было конца, но Уинстон гнал вперёд Молнию изо всех сил. И спустя полчаса,
Перед ним простиралось огромное белоснежное озеро. Оно искрилось в лучах солнца и, казалось, ему не было ни конца, ни края. Глядя на это чудо, которое вдруг возникло перед ним посреди бескрайнего поля, Уинстон понял, что достиг Серебряного озера, но тут услышал позади себя высокий старческий голос:
– Я помогу тебе, мой верный вассал.
Уинстон обернулся, и его сердце вновь заколотилось в груди, потому что позади него на белоснежном единороге восседал Первый слуга Фреммор.
– Попались, отступники!
Лорд Лайтенвуд возвышался над своими пленниками, игриво помахивая тростью. В его губах была зажата толстая сигара.
– Я наслышан о ваших делах! – рыкнул он, попыхивая сигарой и всё быстрее вертя тростью, словно готовясь ударить ею. – Дерзкие нарушители моратория, вы будете уничтожены за ослушание властям вместе с этой мерзкой тварью! Я избавлю Англию от угрозы, и сделаю это прямо сейчас! – Тут он вгляделся в лица всех троих, которые неистово мычали и мотали головами, силясь сбросить со ртов тряпки, и с удивлением добавил: – Вас было двое, но вы, видимо, привлекли на свою сторону ещё и третьего!.. – Тут лорд вздрогнул и бешено вскричал: – Что вы сделали с моим слугой Уоллфридом, отвечайте, отродья! ГДЕ ОН?!!
Пленники замычали ещё отчаянней. Лорд сделал знак двум стражам, стоящим за их спинами, развязать им рты, и, как только это было сделано, Мастер взорвался первым:
– Ты, жалкий лордишко, отпусти Смерка и нас, мы вовсе не отступники! Мы не угроза Англии, мы её спасители, а вовсе не враги!
Мастер начал вырываться, но железная хватка стража вернула его к действительности, заставив понять, что их жизни находятся сейчас в руках сумасшедшего аристократа-дракононенавистника. Испытав боль от стиснувших его плечи сильных рук в стальных перчатках, Мастеру пришлось затихнуть.
– Милорд, милорд, господин! – зарыдал Уоллфрид. – Это же я, милорд, я, Уоллфрид Бергмор, ваш дворецкий! Вы… вы не узнаёте меня? – С этими словами он подцепил зубами цепочку медальона Фреммора и вытащил его. – Вот, милорд, смотрите: это мой медальон, помните? Вы же видели его тогда, в святилище. И клеймо Верности – оно тоже подтвердит вам это и скажет, кто я такой… Ах, если бы вы меня развязали, я бы показал его вам… Но я говорю правду, милорд, это я, Уоллфрид, взгляните же на меня! Приглядитесь! Я изменился, очень изменился, но, уверен, вы узнаете меня хотя бы по клейму и медальону. Поверьте же мне, милорд…
Лорд недоумённо взглянул на льющего слёзы молодого человека. Не очень-то поверив его словам и доказательствам, он вдруг что-то очень знакомое уловил в его взгляде. Да, такого же цвета глаза, только ярче, те же длинные волосы, та же ливрея, – правда, измазанная грязью и порванная в нескольких местах, – и даже медальон с хорошо знакомой лорду трещинкой с нижнего края, которая возникла в результате сильного удара, когда Уоллфрид пятнадцать лет назад пытался расколоть им орех для лорда.
Но в остальном…