Неправильный боец РККА Забабашкин 3
Шрифт:
Воронцов через пять минут подъехал к воротам и что-то прокричал осторожно направляющейся в его сторону небольшой (не более десяти человек) группе военнопленных.
Те подошли и, глядя на стоящего на телеге чекиста, что-то стали кричать ему в ответ. Тот им вновь что-то ответил. Военнопленные переглянулись, а затем, замахав руками, неожиданно бросились ему навстречу.
Не прошло и пары минут, как они, забрав оружие у лежащих замертво охранников, отворили ворота и столпились возле чекиста, который возвышался,
Всю эту удивительную картину увидели остальные военнопленные.
Секунда. Другая. И вот уже вся толпа побежала из середины поля к южным воротам.
Воронцов повернулся в мою сторону и рукой помахал мне, тем самым показывая, чтобы я приближался.
Я быстро спустился с дерева, сел в специально приготовленную для этого телегу и, с одним из ранее найденных красноармейцев, помчался к концлагерю.
Дорога заняла недолгое время, и вскоре я уже подъезжал к месту, у которого Воронцов давал указания стоящей и жадно вслушивающейся в каждое слово толпе.
— Товарищи красноармейцы, — громко, как мог, кричал чекист, — вы освобождены! Но расслабляться нельзя! Враг, что находится в Троекуровске, может опомниться и направить свои силы сюда.
— Правильно говоришь, гражданин хороший! — раздался громкий бас. — Валить отсюдова надо! Валить!
— Я не про это вам говорю! Куда бежать-то ты собрался?! — постарался перекричать его Воронцов.
— А известно куды — в леса! В них в родимые! — вновь прозвучали крики.
Воронцов покачал головой и постарался перекричать говорящих:
— А я говорю — нет! Нам надо держаться вместе!
— Да какой там вместе?! Так всех разом, скопом перебьют. Надо всем врассыпную! И тикать в разные стороны, тогда авось уцелеет кто! — не соглашались с чекистом некоторые освобождённые. — Так что, робяты, заканчивай митинг и айда в лес! Шустрее, а то немец прискочет скорова!
«Айда! Айда!» — поддержало его ещё несколько человек.
— Отставить! — закричал Воронцов и даже для острастки выстрелил из винтовки в воздух. — Отставить! Бойцы, слушай мою команду!
— Да кто ты такой?! Не слушайте его! Айда в лес! — вновь закричал какой-то смутьян.
Я этого подстрекателя увидел, приблизился к нему вплотную, скинул с себя плащ и, взяв за грудки, сказал:
— Посмотри на меня, товарищ, внимательно! Видишь, я весь в бинтах? — боец обалдел от такого зрелища, открыв рот, а я продолжил: — А всё потому, что отцов-командиров не слушался! И ты не слушался! А слушался бы, здесь бы не был! «Ферштейн?!»
От моего обращения на немецком тот, которого я держал, впал в ступор.
А стоящие рядом с ним бойцы ощерились. И некоторые из них даже стали засучивать рукава.
— Ты немчура, что ль? А ну, размотайся и покажись! — стали настаивать они.
Я сжал кулаки, прекрасно понимая, что, скорее всего, драки сейчас
И в этот момент из толпы раздался крик:
— Братва, ребята, да это же тот самый, легендарный Забабашкин! Тот, который разнёс немцев в пух и прах!
Я не знал, кем был узнан, но то, что обо мне уже слагали небольшие легенды, догадывался.
И тут в толпе военнопленных вновь началось бурление.
То тут, то там стали слышны негромкие возгласы: «Неужто он?!» Да не может быть!' «Не похож». «Того пуля не берёт, а этот ранен». «А ты его видел?» «Издалека. Но тот вроде под три метра ростом был. А этот замотыш какой-то невысокий. И двух не будет».
Ну а через полминуты, когда криков: «Он — это! Весь израненный, но живой! Видите же, что он весь перебинтован. Так значит, он это! Говорю вам — он!», — стало много, меня, словно бы заправского актёра, схватили на руки и стали качать.
И, конечно же, после начала «качки», все мы дружно стали сразу же кричать.
Они кричали от радости, что столкнулись с легендой и что теперь освобождены, а я от боли, которая при этом признании заслуг была для меня, словно пытка.
Не знаю почему, но, вероятно, от шока, освобожденные пленные не сразу сообразили, зачем это легендарный я весь в бинтах. Но, к великому счастью, это уловил Воронцов и пришёл ко мне на помощь.
Он вновь выстрелил вверх, привлёк к себе внимание и, когда меня опустили на грешную землю, жёстким голосом просипел:
— Забабашкина принесите сюда. Ему нужен отдых, — а затем спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: — Командиры есть? Ко мне!
Сразу же, как только раздался этот призыв, к чекисту через толпу подошли три человека.
Представились. Один оказался лейтенантом и два младших лейтенанта.
Воронцов сказал им остаться рядом, а сам, достал своё удостоверение и продемонстрировав его всем, кто стоял невдалеке, обратился к бойцам:
— Товарищи красноармейцы, я лейтенант государственной безопасности Воронцов. Я беру командование на себя. Среди вас есть те, кто воевал со мной плечом к плечу под Новгородом и Новском. Кто знает, что случилось с командованием обороняющей Новск дивизии?
Несколько человек выкрикнули, что комдив Неверовский убит, а его заместитель вроде бы жив и вроде бы в плену у немцев. Но держат его не здесь.
— Я вас понял, товарищи, — кивнул чекист. — И сейчас хочу сказать вам следующее: нам, товарищи, вновь предстоит всем вместе идти в бой.
— В лес! Надо в лес тикать! — опять раздался голос из толпы.
— Ни в какой лес мы тикать не будем! Мы не белки, чтобы прятаться на деревьях. Мы бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии и поэтому, взяв в руки оружие, мы прямо сейчас начнём атаку на Троекуровск и освободим наших товарищей, что удерживаются там.