Неправильный боец РККА Забабашкин 3
Шрифт:
Мой отряд бегом шёл в бой, а прикрывающий их снайпер полз на четвереньках и своей руганью пытался привлечь внимание кучера с уносящейся вперёд телеги.
Глава 11
Город во тьме
Положение моё было, мягко говоря, незавидным. Ползти около километра на карачках — та ещё перспектива. И тут неожиданно меня кто-то подхватил под руку. Со стоном поднялся и посмотрел на бойца, пришедшего на выручку.
— Давай помогу, — сказал он, повесив свою «мосинку» на плечо. — Перекидывай руку через шею, поведу тебя.
— А ты чего опаздываешь? — задал я резонный вопрос и облокотился левой рукой на него, держа винтовку в правой.
Тот отвёл взгляд и нехотя буркнул:
— Понимаешь, в последний момент живот прихватило.
— От страха, что ль? Первый раз в бой идёшь?
— Да нет. Повоевал уже, пока нас немцы под Новгородом не разбили. Просто сейчас, — он мотнул головой назад, — у немчуры, когда трофеи собирали, то заодно и галетами полакомились. И зря это сделали. И меня крутит, и ребят, наверное, тоже.
— Отравленные, что ль, немецкие «печеньки» оказались? Со слабительным? — хохотнул я, хотя уже догадался, что произошло.
И мои слова неизвестный мне бывший военнопленный, а ныне вновь боец РККА, сразу же подтвердил:
— Да нет, что ты, нормальные они были, вкусные. Но уже почти пять дней маковой росинки во рту не было, вот, думаю, из-за этого и прихватило. Страсть как болело. Вот только отпустило немного, — пояснил тот и спросил: — А ты почему не на телеге поехал, раз идти не можешь?
Я не стал рассказывать про случившееся ЧП, а отмахнулся:
— Неважно. Лучше давай, может, познакомимся? Тебя как зовут? — и тут же скомандовал: — Отставить! Стой!
Выцелил высунувшегося из-за угла дома, что стоял в полукилометре от нас, немецкого автоматчика и снял его метким выстрелом.
Затем дёрнул затвор и буркнул:
— Пошли.
Но красноармеец не двинулся с места, а застыл в нерешительности. Я повернулся к нему и, увидев его ошарашенный взгляд, вначале не понял, что происходит, а потом наконец до меня дошёл весь сюрреализм ситуации.
И дело тут было в том, что сопровождающий, в отличие от меня, никого в темноте не видел. И, соответственно, не мог он увидеть и цель, по которой я выстрелил. А это значит, что, представшая перед его глазами, картина была не только крайне необычной, но и фантастически неадекватной.
Ведь что он видел? Вот он ведёт хромающего бойца. Вот боец с ним довольно дружелюбно беседует. А потом, этот найденный посреди поля красноармеец, неожиданно требует остановиться, вскидывает винтовку и стреляет в темноту.
Любой нормальный человек тут же усомнится в здравом уме спутника. И мой сопровождающий, видимо, был именно таким — адекватным. А потому действие, которое я только что сотворил, очевидно, казалось ему
Представив, что сейчас чувствует удивлённый сопровождающий, хохотнул, а затем, не сдержавшись, засмеялся во весь голос.
Когда же разогнулся, стараясь успокоиться, и увидел совершенно ошарашенный взгляд визави, меня вновь накрыл приступ истерики. И я сквозь смех и слёзы стал проговаривать вслух новую, только что пришедшую в голову мысль:
— Аха-ха! А теперь он ещё и ржёт как конь! Аха-ха-ха! Вообще, наверное, капец, а не зрелище со стороны! Аха-ха-ха!
И от понимания этого моё ржание уже и смехом-то было сложно назвать.
Однако моей радости находящийся в шоке боец не разделил. Он как-то смог прийти в себя, скинул с плеча свой вещмешок, достал оттуда флягу и, протянув её мне, предложил:
— На, браток, глотни, полегчает. Это я у немцев взял, вода.
Его слова меня вернули в реальность. Я посерьезнел, вспомнив, что происходит вокруг, но от воды отказался, сказав, что сыт по горло и так. А потому предложил не задерживаться, а продолжить атаку.
— Хорошо, только ты не волнуйся, — послушно закивал красноармеец и попросил: — И пожалуйста, ты не стреляй пока больше. Хорошо?
— Это почему? — удивился я, вытирая слезящиеся глаза куском болтающегося на голове бинта.
— Не стреляй, чтобы в наших не попасть. Ты ж ведёшь огонь в ту сторону, куда отряды пошли.
— Так я не по нашим же стреляю, простодушная ты душа. А по немцам!
— А как ты их видишь? — не понял тот, а потом вскрикнул: — Неужели в темноте можешь видеть?
— Немного.
— Ничего себе! Ты уже второй человек, получается, который обладает таким ночным зрением.
— Второй? Почему второй? А первый кто?
— Первый — это легендарный Забабашкин — гроза немцев.
— Тогда нет никакого второго, ибо первый я, и только я, — заметил я и вновь скомандовал: — Стой!
Выстрелил в немца, тот пытался оттащить труп своего камрада, которого я давеча подстрелил и, когда увидел, что тот рядом свалился замертво, произнёс:
— Продолжаем атаку!
— Ты что это, Забабашкин?! — обалдел в очередной раз помощник, который теперь не сводил с меня глаз.
— Да. Но кричать об этом необязательно, — скромно заметил я и напомнил: — Продолжаем наступление!
И о том, что открыл информацию о себе фактически первому встречному, я сразу же очень пожалел. Сам не знаю, зачем брякнул. Просто брякнул, не подумав, и всё. Но вот последствия раскрытия инкогнито не заставили себя долго ждать.
Нет, этот первый встречный, не был диверсантом или вражеским шпионом. Он не накинулся на меня с ножом или пистолетом, желая отомстить за сотни уничтоженных мной своих камрадов. Нет! Он решил меня уничтожить по-другому, а именно — заколебать до полусмерти своими вопросами.