Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
– Я сказал: «Хм!», мадам.
– Что он сказал? – послышался голос лорда Ханстэнтона.
– «Хм!», – ответила миссис Уоддингтон.
– И что это означает?
– Откуда мне знать? По-моему, он пьян.
– Дайте я с ним поговорю! – предложил лорд. Наступила пауза. У стены заняла место Тисба мужского рода.
– Эй!
– Сэр? – отозвался Феррис.
– Вы, как вас там зовут…
– Феррис. Так меня зовут и всегда звали, сэр.
– Значит, так, Феррис. Слушайте меня и сразу же примите к сведению –
Дворецкий снова привстал на цыпочки.
– Восклицание это я издал, выражая сомнение, милорд.
– Сомнение? Насчет чего?
– Насчет того, что не вижу способа выпустить вас, милорд.
– Не будьте болваном и идиотом к тому же. Не такие уж тут потемки. Все разглядеть можно.
– Я имел в виду трудности, встающие передо мной из-за щекотливого положения, в которое я поставлен, милорд.
– Что он говорит? – поинтересовался голос миссис Уоддингтон.
– Какое-то щекотливое положение.
– Чем же оно щекотливое?
– Сам не вполне понимаю.
– Дайте я с ним поговорю.
Послышалось шарканье, тяжелое падение и жалобный вскрик дамы, попавшей в беду.
– Так и знал, что стул сломается, если вы на него встанете, – заметил лорд Ханстэнтон. – Эх, досадно! Надо было пари заключить…
– Подвиньте к окну кровать, – попросила неукротимая женщина. Она здорово ободрала правую лодыжку, но белый флаг все-таки не выбросила.
Скрежет возвестил, что кровать передвигают. Скрипнули под тяжестью пружины. Окно в своей функции радио объявило, что говорит миссис Уоддингтон.
– Феррис?
– Мадам?
– Почему у вас щекотливое положение?
– Потому что я заместитель, мадам.
– Какой еще заместитель?
– Я, мадам, представляю закон.
– Что? – переспросил лорд Ханстэнтон.
– Закон, – пояснила миссис Уоддингтон. – Говорит, что представляет закон.
– Дайте я поговорю с этим поганцем!
Воцарилась новая пауза. Воспользовавшись ею, дворецкий принялся массировать нывшие ступни.
– Эй!
– Милорд?
– Что за ерунда собачья? Какой-такой закон?
– Меня назначил полицейский офицер, который недавно ушел. Велел караулить вашу светлость и миссис Уоддингтон – следить, чтобы вы не совершили побег.
– Феррис, постарайтесь не болтать глупости. Соберитесь, напрягите извилины. Надеюсь, вы не предполагаете, что мы с миссис Уоддингтон совершили что-то дурное?
– Не мне судить о том, милорд.
– Послушайте, Феррис. Давайте перейдем к низменной практической стороне дела. Будь в вас жив добрый старый феодальный дух, вы бы выпустили нас отсюда из чистой преданности хозяйке. Это ж такой пустяк! Но учитывая, что мы живем в коммерческую эпоху, – сколько?
– Вы
– Именно. Сколько?
– А сколько у вашей светлости есть?
– Что он сказал? – опять не вытерпела миссис Уоддингтон.
– Спрашивает, сколько у нас есть.
– Чего?
– Денег.
– Он еще хочет вытянуть из нас деньги?
– Похоже на то.
– Давайте я поговорю с этим человеком!
Миссис Уоддингтон забралась на кровать.
– Феррис!
– Мадам?
– Постыдились бы!
– Да, мадам.
– Ваше поведение меня изумляет! Оно мне противно… отвратительно…
– Очень хорошо, мадам.
– С этой минуты вы больше не служите у меня!
– Как пожелаете, мадам.
Миссис Уоддингтон отвернулась для короткого совещания.
– Феррис! – снова вернулась она к окну.
– Мадам?
– Все, что у нас есть. Держите! Двести пятнадцать долларов.
– Сумма, мадам, вполне приемлемая.
– Тогда, будьте добры, поторопитесь и отоприте дверь!
– Слушаюсь, мадам.
Миссис Уоддингтон сердито перебирала ногами. Убегали минуты.
– Мадам!
– Ну что еще?
– Сожалею, мадам, но должен сообщить, – почтительно проговорил Феррис, – что полисмен унес с собой ключ!
Глава XVIII
Джорджу потребовалось немало времени, чтобы дозвониться до дома в Хэмстеде, но наконец он дозвонился. Однако ему сообщили только, что Молли нет. Она заезжала на своем автомобиле, проинформировал его шведский голос, но, задержавшись дома совсем недолго, уехала снова.
– Превосходно! – воскликнул Джордж, когда его собеседник уже перешел на родной язык.
Бурлящее расположение к ближним переполняло его, когда он вешал трубку. Если Молли уже выехала в Нью-Йорк, то ждать ее надо с минуты на минуту. Сердце его ликовало, и все соображения о том, что пребывает он в незавидном статусе беглеца да вдобавок полицейская ищейка, кровно заинтересованная в его розыске, шныряет в округе, позабылись напрочь. Пренебрегши всякой осторожностью (хотя, казалось бы, именно она прежде всего должна бы заботить человека в его ситуации), Джордж залился веселой песенкой.
– Эй, Пинч!
Джордж, как раз забравшийся на высокую ноту, брякнулся на землю, заледенев от страха. Первым его порывом было стрелой метнуться в спальню и забиться под кровать – в этом он уже приобрел известную сноровку – потом верх взял разум и паника поугасла. Только один из знакомых мог назвать его Пинчем.
– Мистер Уоддингтон? – Он приоткрыл дверь гостиной.
– А кто ж еще? – Аромат свежей сигары защекотал ноздри Джорджа. – У тебя что, света нет в этой твоей квартиришке?