Нерозначники
Шрифт:
Сердыш поначалу-то, хвост увидев, сам опешил, застыл на месте и чуть ли не на зад сел. Да тут же и спохватился, с радостным провизгом клацнул зубами и вдогонку кинулся. Догнал в два прыжка и с маху за конец хвоста вцепился. И давай рвать его без всякой жали. Лема уже почти в подъезд Ильи заскочила, а тут такая беда. Ну, Сердыш её оттедова за хвост и вытянул.
Лема отбивается, кричит жалостно:
– - Караул! На помощь! Помогите!
– - сумочку в Сердыша бросила, сама за охвостие схватилась, тянет на себя хвост свой, как канат какой, и трясёт им из
– - Отцепись, пёсик, ну пожалуйста! Ну, пёсик, ну, миленький! Что же ты злой-то такой!..
Оляпка села в сторонке, глядит с интересом будто, -- верно, дожидается, чем дело станет. И вдруг как закричит:
– - Сердышка, осторожней, у неё блохи, наверно!
– - и зафыркала себе под нос: -- Тоже мне невеста выискалась! С блохами на свидание собралась...
Чем бы уж всё закончилось, -- верно, беды не миновать. Да, к счастью, Елим на выручку поспел... Тоже непонятно откуда взялся. Отогнал он Сердыша да ещё построжился:
– - Ах ты ж прохвост! Ты чевой-то на людей кидаешься?!.. Ишь как напужал деушку!
– - и к Леме повернулся, подмигнул заговорщицки и говорит со смешинкой в голосе: -- Извини, дочка. Дикой он, в городе впервой... А ты, чай, на свидание шла?..
Лема и ответить не успела, а Елим, пряча улыбку в бороде, побеспокоился:
– - Не запужаешь, небось, жениха? С лицом чевой-то у тебя...
Лема хвать себя по щекам -- где уж там человечья кожа!.. По шёрстке себя огладила. Ощупала острую мордаху, шишку чёрную -- нос этот опасливо потрогала, уши... Вот ведь -- а лицо-то волчье... Да тут же и разревелась горючими слезами.
Сердыш с Оляпкой заскулили в два голосишки, а Елим покачал горестно головой и говорит:
– - Не плач, дочка, так уж нам... Своё у нас... Не нами придумано, -- обнял Лему за плечи, по-отечески к груди прижал, и ревунья сама сжалась, словно птаха какая, прильнула доверчиво и ещё пуще разрыдалась.
– - Сгубишь ты Илью, Сыромашка. Нельзя тебе туда, -- вздохнул Елим не то горестно, а то и с притворством каким, и говорит: -- У него невеста есть... Сама знашь, Талюшка, внучка моя.
– - А я?.. Я, как же?
– - сквозь всхлипы вскрикнула Лема.
– - Нерознакие они... Негоже их разлучать. Оно ведь шибко у нерозначников жизни связаны, одна у них судьба. Друг без дружки не заживутся. А на чужом несчастье, сама знашь...
Потом они все вместе и к Илье пошли... Незримо, конечно. А там уже воробушек, душа Ильи, их ждёт -- настал час, и вернулся он из Светёлки. Радушно он гостей встретил. Рассказал, что делать надобно, и сам тут же лихо за дело принялся.
В эту же ночь Илье сон чудной привиделся. Снилось ему, будто на базарчике людном он. Народу -- тьма-тьмущая. Все суетятся, к товару приглядываются, продавцы торгуются, прибаутками зазывают, а Илья без всякого интереса ходит. По сторонам изредка посмотрит, точно и сам не понимает, что ищет.
Вдруг синичка-лазоревка вокруг него закружила, мечется, снуёт перед глазами, тенькает тоненьким голоском, словно сказать что-то хочет. Илья обрадовался, будто сразу птаху эту узнал. Тотчас же руку протянул, а она возьми да и сядь, точно ручная. Илья её в ладони обнял, а птаха -- ничего, сидит смирёхонько, притихла так-то и махонькими глазками поглядывает.
Проснулся Илья да так больше до утра и глаз не сомкнул. Всё Талю вспоминал и сердцем о ней маялся. Вдруг и вовсе почувствовал, что у неё беда случилась. И такое его, знаешь, отчаянье охватило, что в ночь кинулся к дому любимой своей.
Там всё утро и прождал. А Таля в этот день, так случилось, на работу не пошла, выходной взяла... Потом Илья сам не свой в растерянности бродил по городу, даже по сторонам не глядя. А тут вдруг голову поднял да и признал местечко. Вон под тем козырьком они с Талей и познакомились, здесь-то и увидел он её в первый раз.
Перешёл Илья через дорогу, глядит, а на эту сторону и... Таля идёт. Его тоже заметила, остановилась в нерешительности и смотрит на него растерянно, и так бережно, словно в чём-то винится.
Ринулся Илья навстречу, и Таля к нему шагнула... Остановились они друг против друга и молчат...
Так и оставили Таля с Ильёй все беды позади. Со свадьбой не тянули и зажили друг с дружкой в любви и согласии.
Скажу тебе, Елиму в Светёлке ещё одну тайну приоткрыли. Поведали ему, что всё у Тали и Ильи ладненько будет. Жизнь долгую и счастливую проживут. И скоро уже у них дитя родится. И не какой-нибудь там сын мужниной жены ально дочь-от-ночь, а благословенное дитя. Какое от любви рождается и какое Бог, поцеловав, на Землю пускает.
О том ещё упомянули, что благословлённое дитя -- величайший дар. Вот хоть Талю с Ильёй возьми, по кровям их посмотришь, и сразу ясно, какие дети у них могут родиться. Хоть сами они и на поглядку, а у ребятёнка особинки никакой... Да и по-другому быть не может: без дара свыше дети всегда -- хуже родителей. И по сути телесной (даже если красивши и статней, нутром всё равно к болезням стойкости меньше) и разумом слабее. Да и какая у такого ребятёнка судьба?! Известно, или вовсе бестолково жизнь пройдёт, а то и всякое зло с ним приключится. Шипиш Переплёт, он ведь спрашивать не будет, отчего у ребятёнка плишка не летает.
А теперь Шипишу к семье Тали и Ильи никак не подступиться. И главная в этом заслуга, конечно, Тали. Помнишь же, какая с ней беда стряслась. И хуже быть не может, если молодой девушке объявляют, чтобы о материнстве и не мечтала. А ведь это самая главная думка её жизни была. Таля о богатстве и о славе не грезила, а своих будущих детей будто наяву видела. Помнишь тот костюм, который она Илье во сне шила?
Не всё знаешь. Таля ведь наяву и пелёнки, и распашонки пошила, и на маленькую ножку носочки связала (хоть подруги и пели, что худая это примета). И на мальчонку, и для дочурки одёжку. Глупость, скажешь?