Нестор
Шрифт:
Ларин встал. Положил руку на плечо Васадзе.
– Ты подумай. Не долго. И не называй меня господин капитан, я тебе больше не командир. Если бы не ты, я бы здесь не стоял. Называй меня Алексей Петрович.
Николай думал до утра. Вернее до тех пор, пока не оказался в теплых объятиях Надежды. Утром-же, плохо выспавшись, встретившись на кухне с Алексеем Петровичем, дал согласие.
С тех пор прошло три с лишним месяца. За это время он принял участие в нескольких эксах на почту, на машину перевозившую деньги, устроили налет на оружейный склад Биткова, в самом центре, на Лубянке и, даже, на казарму красногвардейцев в Балашихе. Он состоял в боевой группе из десяти-двенадцати человек, в основном офицеров и юнкеров, но иногда в налетах принимали участие и профессиональные боевики из анархистов «Черной гвардии» и кадетов. После удачной операции, каждая из участвовавших сторон брала свою долю оружия и
– Каждый тянет на себя. И все кричат, что только они являются спасителями России, что только их идея верна, других даже слушать не хотят. Тут тебе и «Союз возрождения России», и «Единая великая Россия», и какой-то «Правый центр». А нет никакого центра! Ни координированности, ни общего плана действий.– Алексей Петрович сокрушенно качал головой.
– Многие стали сотрудничать с большевиками, даже из наших прославленных офицеров. Ты знаешь об этом?
Конечно он знал. Сам геройский генерал Брусилов, в прошлом году посетивший их училище и, вспомнив тифлисское детство, перебросившийся парой грузинских фраз с Васадзе, теперь помогает большевикам строить рабоче-крестьянскую армию. Но хуже было, что под красные знамена встали некоторые его однокурсники, а они могли узнать его в лицо.
Вот и сейчас, ранним июньским утром, Николай Васадзе проснулся с головой полной тревоги и неясных чувств. Рядом тепло дышала ему в шею Надежда. Глядя на нее уходили тяжелые мысли, а руки стремились приласкать, прижать к себе это мягкое доверчивое тело. Даже зимой, когда в их маленькой комнатушке тепло еле ощущалось, они ложились в постель голыми, чтобы ничто не разделяло их, и грели друг друга своими телами и любовью. Николай осторожно поцеловал ее в губы, а рукой, легко проведя по спине, стал гладить упругую округлость бедра. Надежда открыла глаза и приподнялась. Убедившись, что сын спит, повернулась, давая больше места рукам. Радуясь этой утренней шалости, она вернула ему поцелуй, рука скользнула вниз по крепкому мужскому животу, нашла, приласкала и проверила на прочность.
– О, наш генерал уже готов.
– прошептала она ему в губы, перекинула через него ногу, устроилась поудобней и зарылась лицом в подушку, чтобы стонами не потревожить хрупкий утренний сон ребенка.
Центральная телеграфная контора на Мясницкой открывалась, как и прежде, ровно в девять утра. Почти два года, в месяц раз, Николай Васадзе приходил сюда получать присланные из дома деньги. Письма приносили прямо в училище. Но в последнее время денежные переводы прекратились из-за полного расстройства финансовых институтов страны. Единой денежной системы больше не было, каждое новое государство, а то и губерния или даже просто город пользовались своими денежными знаками. Письма иной раз еще приходили, но все реже и тревожней. Родители беспокоились, и не напрасно. В этом году писем не было вовсе, но Николай все равно ходил на почту, проверить не пришла-ли какая-нибудь весточка до востребования и сам слал короткие сообщения – у меня все хорошо, не волнуйтесь, а вдруг хоть одна дойдет до адресата.
На этот раз повезло. Почтовый служащий с сомнением протянул Васадзе телеграмму и сказал.
– Абракадабра какая-то. Вы-то, поймете?
Николай был рад, как получивший подарок ребенок. Растягивая удовольствие и все больше волнуясь, он вышел из здания телеграфной конторы, нашел пустую скамейку, тут же на Чистопрудном бульваре, и только после этого прочитал телеграмму. Он понял почему удивился служащий. На приклеенных к бланку бумажных полосках русскими буквами по-грузински было написано всего три слова – Возвращайся. Нужен Родине. У Васадзе защемило сердце. Отец. Только отец мог послать такую короткую и емкую, как приказ, телеграмму. Он два года не был дома, не видел родителей, но судя по тексту можно было сделать вывод, что там все в порядке и они ждут его возвращения. Васадзе успокоился и только потом осмыслил призыв отца. Нужен Родине. Какой родине? Разве здесь не его родина, разве не ей он присягал на верность? Но и там, в Грузии, тоже его родина и ей он нужен. А здесь он нужен кому-нибудь? Вот и императора уже нет, и родное училище закрыли, и война закончилась, а большевики продались германцам. Так
– Вот ты-то мне и нужен, голубчик! – продолжил его мысли чей-то выкрик. Васадзе среагировал моментально, вскинул голову и увидел быстро приближавшегося к нему человека, а за ним, чуть отстав, еще двоих. Васадзе сразу узнал его. Юнкер Петросов. Он и в училище был не лучшим товарищем, а после бала в 1916 году, в честь именин царевича Алексея, когда сибирская красавица Лена Хорошина, явно предпочла юнкера Васадзе, стал если не врагом, то недругом точно. И как это часто бывает – односторонне. Если Васадзе совсем не интересовался Петросовым, то тот явно считал Васадзе соперником и всячески, то сарказмом, то неуместной иронией, пытался того уколоть. После октябрьского переворота Петросов в училище больше не появлялся. Как говорили он перешел к большевикам, а теперь, как уже точно знали, он работал в недавно созданном ЧК. Он был опасен, так как в лицо знал не только юнкеров и офицеров Алексеевского, но и принимавших участие в баррикадных боях юнкеров Александровского училища. В майских арестах, когда готовившееся в Москве антибольшевистское восстание потерпело крах, Петросов принимал самое активное участие. Все члены боевых групп, знали – от него пощады не жди.
– Мамлюки – особенно опасны. – говорил отец Николая полковник Васадзе.
– Они всячески пытаются доказать свою верность новым хозяевам.
Николая сорвало со скамейки и взрывной волной бросило на Петросова, уже достававшего из кобуры револьвер. Чекист скорей ожидал, что Васадзе попытается убежать, но никак, что тот набросится на него. Он остановился и наконец вытащил револьвер, но поднять его не успел. Спереди всей массой налетел Васадзе, а сзади на него натолкнулись подоспевшие красногвардейцы. Все четверо повалились на землю и в ясном утре Чистых прудов раздались крики и ругань. Красногвардейцы, запутавшись в ремнях своих длинных винтовок, пытались выбраться из под тел двух бывших юнкеров. Изловчившись, Васадзе удачно ударил Петросова в челюсть и только после этого смог освободиться из его цепких объятий. Укрывшись в лабиринте московских проходных дворов он услышал запоздалый тройной выстрел. Петросов срывал злость на воробьях.
Уже подходя к дому Лариных, Васадзе разжал кулаки. В правой все еще была зажата скомканная телеграмма. То, что его мучило последние две недели, вдруг решилось само собой. Да, здесь ему не место, он не боевик, не экспроприатор, как это красиво называют, и тем более не мышь, вынужденная вечно прятаться. Он считал себя офицером, значит и вести себя надо, как офицер – всегда лицом к лицу с врагом. По военной привычке, разложив все аргументы на за и против, он пришел к грустному выводу -здесь его держит только Надежда, а потому надо выбирать или женщина, с которой тебе хорошо, или Родина, которая зовет, хотя-бы телеграммой отца. Васадзе вышел к Яузе и остановился возле моста. До дома совсем рядом, надо принимать решение, откладывать больше нельзя. Надо признать, здесь они потерпели поражение. Чекисты рано или поздно доберутся и до квартиры Лариных. И что, опять прятаться, опять скрываться у незнакомых людей? И что хуже всего, из-за него неприятности будут и у Надежды. Ее подставить он никак не мог. Ответ напрашивался один. Надо возвращаться домой, откладывать смысла нет. Он никому больше ничего не должен. Единственное, что его смущало – как все это сказать женщине, которая столько времени делила с ним любовь и тепло. Будто он ее предавал.
Она умная, она все поймет. – успокаивал себя Николай.
Он не был фаталистом, но сейчас, судьба в лице Петросова указала ему единственно правильный путь и он ей поверил. Домой. Да, домой, там его ждут и там он нужен. Вот, оказывается, все как просто. Приняв решение, Васадзе даже улыбнулся, стало сразу легче, как будто перед ним поставили ясную боевую задачу и он должен ее выполнить. Раз так – форсированным маршем на Кавказ. Без промедления, сегодня-же. Пункт назначения Тифлис. Тыловое обеспечение, полевой лазарет, провиант, оружие и боеприпасы – все это уместится в простом солдатском вещмешке. Васадзе достал карманные часы из нержавеющей стали. Начало первого, на сборы и объяснения он выделил себе четыре часа, а потом в поход. Самое большое через неделю, он будет в Тифлисе.
Объяснение с Лариным прошло на удивление легко. После майских арестов он и сам вынужден был скрываться, поэтому отговаривать не стал.
– Сам решай, что тебе делать.-сказал он. – Я уже ни в чем не уверен.
А потом, видимо продолжая внутренний диалог, воскликнул.
– Они собираются привлечь к делу Яшку Кошелька, этого беспринципного бандита, убийцу. И после этого будут говорить о чистоте идеалов и высоких целях. Нет, ты правильно поступаешь Николай, уезжай. Я не буду тебя удерживать.