Нестор
Шрифт:
Ожилаури взял книгу. Довольно большая, сантиметров тридцать на двадцать и толщиной в пять сантиметров, в кожаном, в нескольких местах порченом насекомыми, переплете, разрисованная когда-то ярким, а теперь выцветшим узором. Корешок, украшенный замысловатым орнаментом, потертый и дряхлый, все еще крепко держал тонкие пергаментные листы, сплошь покрытые арабской вязью, какими-то неизвестными знаками и похожими на цветы рисунками.
– Да, вещь действительно старинная. – сказал он. – И что-же здесь написано? Он посмотрел на Татарина.
– На книгу я играть не буду. – упрямо повторил тот.
– Ты же коран читаешь? – передал ему книгу
– Не читаю я коран. – сказал Татарин. Он повертел книгу в руках. – И на русском не читаю. А это что такое?
Он хотел уже отложить книгу, вдруг замер, распахнул глаза и с подозрением спросил. – Откуда у тебя эта книга?
– Откуда надо. – огрызнулся Жорик и вырвал книгу из рук. – Не твое дело, не суйся. Играем или нет?
– Играем. – вдруг согласился Татарин
– Ладно, играем. – согласился и Ожилаури.
Что это за книга он не знал, но чувствовал, не простая.
– Я хочу за нее тысячу. – обрадовался Жорик и положил книгу поверх лежащих в центре стола денег.
Ожилаури быстро посчитал свою наличность – нет, столько он не потянет.
– Двести.– спокойно сказал он.
– Да вы что? – вскочил со стула Жорик. – Надуть меня хотите! Не с тем связались!
– Двести. – также спокойно повторил Татарин. – Ты знаешь правило, барахло против бабок – в полцены. А это даже не оценено.
– Ну, суки! – возмущенный Жорик упал на стул. Опять чуть сдвинул карты, прищурился. – Ладно, кидайте деньги и вскрываемся. Давай, Татарин.
Тот кинул бумажку и стал переворачивать карты. На стол легли червонный туз и пиковый туз. Третью карту трогать не стал.
– И это все?! – радостно вскричал Жорик. – Два лба? Ха-ха-ха! Я только-что вас слопал, как зайчиков! Теперь ты грузин, что у тебя? – победно взглянул он на Ожилаури.
– Сначала ты, по порядку.
– Да ради бога! – Жорик стал торжественно открывать карты, медленно, одну за другой, растягивая удовольствие.
– Вот вам Дзержинский. – он выложил трефового валета.
– Вот вам товарищ Троцкий. – рядом лег пиковый валет.
– А вот вам… – Жорик растянул паузу и со всего размаху шлепнул картой. – и сам товарищ Ульянов-Ленин!
Бубновый валет упал поверх Троцкого и Дзержинского.
– Ну, что зайчики-голубчики, получили?! Федя, ты будешь открывать или прямо ляжешь?
Жорик был счастлив. Наконец за всю ночь ему повезло и как повезло. И свое отыграл и еще сверху прихватил.
– Да, с Лениным мне не тягаться. – скучным голосом начал Ожилаури. – Но вот у меня тут Мария Терезия.
Он открыл бубновую даму.
– Вот ее величество Александра Федоровна! – он положил червовую даму.
Ожилаури посмотрел на побледневшего Жорика, на раскрывшего глаза Татарина, насладился моментом, как вокруг стола собрались Одиноков и другие игроки, напряженно ожидавшие развязки и наконец открыл последнюю карту.
– Ну и старец Гришка Распутин при ней! – трефовая шестерка-шаха звонко шлепнулась о стол. Одиноков подошел к столу вплотную, лицо Жорика налилось кровью, он готов был взорваться. Татарин тоже встал, тяжело уперся руками в стол.
– Я куплю у тебя эту книгу. Сколько хочешь? – сказал он, опять сощурив распахнувшиеся было глаза.
– Не сегодня, дорогой. –Ожилаури собирал со стола урожай. – Ее надо оценить, узнать, что это такое, а потом поговорим, если хочешь.
– Ладно, закончили. – Одиноков положил на стол исписанный листок бумаги. – Татарин, Федор вы в выигрыше, будем
– Справедливо, Ваня, справедливо. – проворковал Ожилаури и стал считать свой выигрыш.
Как ушел Жорик никто не заметил, вслед за ним, рассчитавшись ушел Татарин. Убирая в карман полученные от Ожилаури деньги, Одиноков сказал.
– Ты, Федя, особенно не радуйся. Видел, как тихонько ушел Жорик? Зол он на тебя страшно. Поосторожней будь. Да и Татарин очень заинтересовался твоей книгой. Сам знаешь, что это за народ. Университет закончить не дадут.
Когда Ожилаури вышел на улицу было уже раннее утро, дворники пугали воробьев своими метлами, а прохожих с каждой минутой становилось все больше. Солнечные лучи еще не заглянули в глубокие колодцы московских дворов, но чистое голубое небо, тихое утро, не потревоженное криками извозчиков, сигналами авто и гулом тысячи голосов, туго набитый карман брюк, тяжесть неизвестной книги, все говорило – жизнь прекрасна и полна чудес. Еще бы бокальчик пива и хоть кричи от счастья.
Добравшись до дома, уставший от ночных волнений, но взбодренный утренней прогулкой, Ожилаури повалился на кровать. Не смотря на бессонную ночь он никак не мог заснуть. Еще бы, такой куш он не срывал никогда. Да и книга стоит наверняка больше двухсот рублей. Конечно не две тысячи и не тысячу, но рублей пятьсот за нее дадут, это точно. Потом можно и домой съездить, на лето. И университет он закончит. В будущем году. Как только мысли касались учебы, Ожилаури неизменно тянуло в сон.
Проспал он до полудня и разбудил его голод, ведь он не ел со вчерашнего вечера, почти восемнадцать часов. Быстро встал, оделся, выскочил в коридор, умылся на кухне, за что получил замечание Герты Гансовны, хозяйки квартиры, а потом еще раз осмотрел свою маленькую комнатушку, в поисках укромного уголка. Впервые он ее осматривал с этой целью. Никогда у него не было столько денег, чтоб приходилось их прятать. Укромных уголков не обнаружилось, поэтому разделив деньги на две равные части, одну положил в карман брюк, а вторую спрятал за книгой Кони «Судебные речи». После этого присел к столу и разложив перед собой книгу стал ее внимательно изучать. С книгами Ожилаури особо не дружил, хотя студент четвертого курса юридического факультета должен был читать много, и не какого-нибудь Жаколио или Эмилио Сальгари, а книги серьезные, можно сказать заумные. Но на вещи имеющие, хоть какую-то ценность у него, как у игрока, было чутье. Он перелистывал ветхие листы и сосредоточенно вглядывался в рисунки и письмена арабской книги. Все в ней было не понятно, ни единого знакомого знака. Единственное в чем он был уверен, что книга действительно старая. И стоит не меньше пятисот рублей.
В животе отчаянно заурчало, голод напоминал о себе. Не досмотрев книгу до конца, он уложил ее в кожаную сумку, подарок отца при поступлении в университет. За прошедшие четыре года это была первая книга попавшая в нее. Постоял, посмотрел на «Судебные речи», отложил ее в сторону, а спрятанные за ней деньги положил в другой карман брюк, он заслужил хороший обед, а бумажные деньги обесцениваются с такой скоростью, что хранить их смысла нет. Одел удлиненный пиджак, прикрывавший оттопыренные карманы, перекинул через плечо сумку и выглянул в окно. С высоты приподнятого первого этажа было видно, как два лохматых чумазых мальчугана азартно катают кости. Что-то этих беспризорников становится все больше.