Нет у меня другой печали
Шрифт:
Пересолит либо недосолит… Не одну Вальку можно упрекнуть в подобных крайностях. В жизни это случается со многими: то пересолишь, то недосолишь…
На рассвете покидаем лагерь. Густой ночной туман застилает все вокруг, только самые вершины гор уже обдало пурпуром встающее солнце. Мои товарищи, распрощавшись с геологами, направились по берегу ручья вниз, к речке Мрас-Су. Пошли они налегке, захватив только двустволки и моток проволоки — вязать плот. Все имущество: палатка, спальные мешки, рюкзаки, запасы продуктов и патроны — осталось на мне. Мы договорились с геологами, что они одолжат нам лошадь. Теперь, поеживаясь от утреннего холодка, я упаковываю и связываю вещи. Иван помогает мне. Оглядываюсь в последний раз — не забыто ли что. Нет, кажется, все в порядке.
Осталось попрощаться с ребятами. Целый месяц ели мы из одного котла, ходили одними и теми же звериными тропами по тайге. Я пожимаю руки, отвечаю улыбкой на улыбки и чувствую, как грустно мне покидать этих людей.
Иван идет впереди. Он ведет в поводу лошадь, навьюченную нашим имуществом. Мерно позвякивает колокольчик, мы шагом продвигаемся вперед, и я думаю, отчего так тоскливо у меня на сердце. Наверное, оттого, что никогда больше не встречу я ни Женю, ни Клару, ни Ивана… Разве только чудо сведет… Вот и выходит, что прощаешься на веки вечные. Кто знает, вспомнят ли они обо мне когда-нибудь. Я-то их не забуду. Не потому, что они какие-то исключительные люди. Нет. Но, живя среди них, я узнал новую для себя область человеческой деятельности, увидел труд геолога, нелегкий и такой необходимый стране.
Пробираемся вдоль берега извилистого ручья. Не дорога — едва заметная тропка. Временами приходится брести по ледяной воде, потом тропинка взбегает на скалы и тянется по самому краю отвесного обрыва. А кругом такие заросли, что не продерешься.
Иван — невысокий, крепко сбитый парень. Казалось бы, не для его коротких ног такая дорога. Однако ходит он, как горный козел: нигде не запнется, не оступится, не споткнется. Да еще без умолку говорит. Приятно иметь такого попутчика — разговор сокращает дорогу. Плохо только, что говорит он слишком быстро, второпях проглатывает целые слоги, и подчас не так-то просто разобрать, о чем идет речь. Иногда Иван останавливается и оборачивается ко мне, словно дожидаясь ответа. Я боюсь ляпнуть что-нибудь невпопад и только мычу: «Гм… ну-ну». Главное я, однако, улавливаю: Иван завидует нам, мы скоро будем дома. Ведь и у него есть дом, и его ждут жена и дочка. Дочка болела полиомиелитом, лечили ее. Иван с самой весны в тайге, с самой весны не видел своих, только снится ему дочка… Что поделаешь, такая уж у него, у геолога, доля. Однако ничего другого он для себя и не желает.
Мы взбираемся на откос и видим перед собой деревушку. Семь домишек, разбросанных у подножья горы, вдоль берега Мрас-Су. Избы сложены из толстенных бревен, крыты тесаными досками. От дома к дому проложены дощатые тротуары. Они подняты высоко над землей, чтобы можно было ходить во время ливней.
Мы подходим к магазину. Здесь у нас назначена встреча. Товарищи уже ждут меня. Продавец, оставив прилавок, выходит к нам и начинает предлагать медвежью шкуру. Будет память о Сибири, и уступит недорого.
Шкура у него дома. Мы идем взглянуть. Он выволакивает шкуру во двор и расстилает на земле. Громадная. Когти с человеческий палец. Я смотрю на страшные лапы и вспоминаю геофизика Александра Медникова.
— Возьмете? — спрашивает хозяин.
— А сколько вы хотите?
Запрашивает он в меру.
— Сами убили? — спрашиваю я.
Нет, не сам. Купил шкуру у местного охотника.
— Зимой убит, — нахваливает он свой товар. — Гляньте, какая шерсть!
Да, шерсть густая, блестящая, крепкая. Продавец не врет — медведь действительно убит зимой. И все-таки этот человек почему-то раздражает меня. Легко сказать «убит». Небось если бы сам, как Александр Медников, встретился с медведем лицом к лицу, иначе бы говорил. И шкуру не продал бы ни за какие деньги. Разве только подарил бы кому. Во всяком случае, не стоял бы вот так, широко расставив ноги, нахваливая свой товар…
В тот день Александр Медников работал в тайге вдвоем с одним из товарищей. От лагеря они отошли достаточно далеко. Продираясь в густой траве, Александр случайно задрал голову и увидел на кедре пару медвежат, — видно, полезли за орехами. «Где медвежата, там и медведица», — успел подумать Александр и тут же услышал за спиной рев. Медведица стояла на задних лапах в трех шагах от него. Первым выстрелом Александр угодил ей в грудь. Зверь взревел громче и сделал шаг вперед. Вторая пуля наверняка попала в сердце, но медведица по-прежнему стояла и ревела, протягивая вперед лапы… Третий патрон не выстрелил. Застрял в гнезде карабина. Александр отскочил в сторону, успел спрятаться за дерево. Могучий кедр прикрыл его, но медведица тотчас шагнула снова, загребая передними лапами, с намереньем вытащить человека из-за дерева. Александр отскочил за соседний ствол. Медведица не отставала. Так они и плясали — от кедра к кедру. Вскоре Александр остался без штанов: медведица зацепила материал кончиком когтя и разодрала до самого сапога. Потом таким же образом поддела рюкзак. На счастье, Александр поленился вчера пришить отрывающийся ремень, и теперь он лопнул, как ниточка. Зверь отшвырнул рюкзак и снова двинулся за пришельцем, не сводя с него маленьких, налитых кровью глаз. Александр следил за каждым движением своего врага и пятился задом, ощупью находя очередное дерево. Любой удар мог оказаться последним. И вдруг его руки ухватили только высокую, росистую траву. За спиной — голое место. Значит — смерть. Вот она, уже рядом, Александр чувствует ее горячее, удушающее дыхание на своем лице. И тут из его груди вырвался крик. Жуткий, нечеловеческий предсмертный крик мужчины. Но медведица не двигалась. Произошло чудо. Зверь топтался на месте, размахивал лапами, но не приближался. Александр попятился и увидел своего Кучума. Пес вцепился зубами медведице в копчик и не пускал ее вперед. Кучум никогда в жизни не решился бы напасть на медведя. Если ему случалось нечаянно наткнуться на медвежий след, он тут же, дрожа, прижимался к ногам хозяина. Отчаянный крик Александра заставил собаку забыть страх. Медведица еще несколько раз, точно отбиваясь от мух, взмахнула лапами и покачнулась. Тяжело опустившись на четвереньки, она повернула и не разбирая дороги побрела в чащу. Александр подобрал брошенный карабин и остановился в нерешительности: идти за зверем или плюнуть, оставить его в покое?.. Он вспомнил старую таежную истину: испугаешься хоть раз медведя, не сумеешь справиться со своим страхом — уходи из тайги. Малодушным здесь не место. Александр двинулся по оставленной зверем тропе. Медведицу нашел уже бездыханной. Перед смертью она успела забиться в непролазную чащу. Обе пули попали прямо в сердце, а зверь столько времени еще жил и преследовал человека. Это был одиннадцатый медведь, убитый Александром.
— Правда, что медведи скальпируют человека? — спрашиваю я у продавца.
— Правда. Зацепит на затылке кожу вместе с волосами и натянет на глаза… Не выносят они человеческого взгляда.
Об этой повадке медведей мы слыхали. Даже видели человека, которого оскальпировал медведь. Бедняга работал в геологической партии конюхом. Искал отбившуюся лошадь и вдруг услышал, что кто-то трещит ветками в зарослях смородины. Полез — а там не лошадь, а медведь. Видно, ягодами лакомился. Так увлекся, что и не заметил приближения человека. Повернул морду, только когда тот был в двух шагах. Увидел и заревел. Конюх давай орать что есть мочи, так и стоят друг против друга. Вдруг конюх вспомнил, что у него недоуздок в руках, и сдуру давай хлестать им медведя по морде. Тот рассвирепел, подмял человека, сломал ему руку, несколько ребер, содрал кожу с головы вместе с волосами и надвинул на глаза. Конюх все-таки остался жив. Ребра срослись, и рука — тоже, скальп доктора на место поставили. Прижился. Волосы, правда, вылезли.
— Боится, говорите, человеческого взгляда? — продолжаю я.
— Боится. Потому и сдирает скальп. Зацепит когтями и натягивает на глаза… — Он принялся показывать, как медведь это проделывает.
Надо было поглядеть на него в этот момент. Говорит, точно ситец на юбки отмеряет… Да и мы сами тоже хороши. Еще, чего доброго, начнем дома хвастать, что сами медведя убили. А шкура действительно отменная. И отдает продавец недорого.
— Ну так как, берете?
— Берем.
— Может, еще надо?
Я снова почувствовал острую неприязнь к этому человеку: склад он держит, что ли? Нет, говорит, не склад, а есть две шкуры годовалых медвежат. Он выносит, показывает. Шкуры маленькие и некрасивые. Обшарпанные какие-то, летние. Зато и отдает дешево. Взяли. Не возвращаться же одному со шкурой, а остальным с пустыми руками.
Иван закинул шкуры лошади на спину и проводил нас до плота. По выражению его лица трудно было понять, одобряет он эту торговую операцию или осуждает нас. Он помог нам спустить плот на воду и погрузить на него имущество. Пришла пора прощаться. Иван вытащил из кармана бутылку спирта и несколько огурцов. Огурцы он, вероятно, позаимствовал на огороде у продавца. Из одного огурца Иван выковырял ножом семена — и получилась рюмка. Иван наполнил ее и провозгласил тост:
— За удачу. Счастливо вам, ребята, доплыть!
Рюмка-огурец обошла круг, потом второй. Мы расцеловались.
До тех пор пока течение не отнесло наш плот за излучину реки, Иван все стоял на берегу и махал нам рукой. Через несколько минут, обогнув скалу, мы снова увидели Ивана: сидя верхом на лошади, он что-то кричал и размахивал руками. Не в силах разобрать слов, мы только трясли головами да разводили руками. Он скакал но берегу и продолжал кричать. Наконец отвесная скала преградила ему дорогу. Так и остался Иван под скалой. Мы принялись гадать, что же такое хотел он нам сказать. Загадка разрешилась очень скоро. Едва скала скрыла Ивана от наших глаз, бурная Мрас-Су подхватила легонький плот и понесла с бешеной скоростью. Справа и слева, натыкаясь на подводные скалы и камни, клокотала, шумела вода. Река впереди была вся белая от пены. Мы не успели опомниться, как наш плот наскочил на камень. Удар был настолько силен, что мы все трое, как были, поплюхались, точно лягушки, в холодную реку. К счастью, воды оказалось по колено. Один конец плота задрался вверх, течение поволокло его, готовое каждую секунду или сломать пополам, или перевернуть набок. Вещи наши не были прикреплены, и непонятно, каким чудом они все-таки удержались.