Неуёмность перевоплощений
Шрифт:
– А в глаз, Вася, не хочешь получить? – сурово сказал Осиновский.– Ты что, придурок, на пресс-конференции? Чего ты тут всем интервью даёшь? Твоё дело следить, чтобы со мной ничего дурного не произошло. Ты же начинаешь кукарекать не по делу! Мои сделки и договоры тебя не касаются! А финны для меня – пока ещё не иностранцы. Одумаются. Правда, уже наглеют. На нашей доброте нажились, да подзабыли про такое дело.
– Пора ехать, Емельянович! – напомнил шофёр Пётр. – Отдохнули чуток – и в путь!
Осиновский вместе со всей компанией направился к машине, крутой иномарке. Он ещё
У него возник интерес к этой чудной компании. Для расширения кругозора в процессе познания земного мира иной раз сгодятся и такие субъекты. Почему бы офицеру Российской Армии немного ни побыть в компании гуманоидов совершенно иного порядка? Ведь это интересно.
Но их жестом остановила старушка с клюквой. Она проковыляла к Осиновскому и не очень громко сказала:
– Мне тут одно дело надо бы уточнить. Вы люди-то, можно, сказать главные, про всё знаете. У нас в посёлке шибко умные граждане говорят, что все наши чиновники… основные и богатые люди, миллиардерщики и миллионщики, собираются уехать из России и своё государство создать.
Старушку слушали с интересом, потому что она на полном серьёзе говорила несуразные вещи. Дескать, она точно слыхала, что богатые москвичи купили большой остров в океане и там будут жить. Может, ещё и других богатеев с собой заберут из других городов страны, чтоб им не так скучно было.
Кроме того, они и правительство с собой заберут… и больше половины депутатов из Государственной Думы, мэров, губернаторов… Одним словом, всех своих, которых не очень-то волнует регулярное повышение цен на сахар, на гречку и на всё остальное.
– Особенно, поговаривают, что за такое… новшество выступают самые центральные районы столицы-матушки, – продолжала старушка. – На остров дивный поедут и некоторые из тех, которые поют… за большие деньги и пляшут, и пишут. Ежели так и есть, то не надо бы им нехорошо поступать. Считай, что вместе с ними вся основная Россия и уедет.
– Полнейший бред несёшь, бабушка, – осадил её Осиновский. – Никуда Россия не уедет. А те, кто слинял и продолжает такое творить, то скатертью им дорога. Скоро побираться будут на Брайтон-Бич.
– А я говорю, что уедут, – продолжала гнуть свою линию старушка. – А куда ж мы без их-то? Ведь, вообще, изголодаем. Амба нам настанет, народу-то простому. Если они уедут от нас, из всех уголков Россиюшки, то нам конец придёт. Такое же, как день, ясно. Кто же нам, например, старикам будет обещать надбавки к пенсиям? Хоть копеечка, вроде, смешная, а всё – радость.
Мужики в чёрных пиджаках оцепенели, включая и лейтенанта Ковалёва в полевой военной форме.
На сей раз, Осиновский от удивления выпучил глаза и тихо сказал:
– Мне, бабка, как, получается, послышался твой внезапный и довольно интересный вопрос? Или, может быть, у меня в башне заклинило?
– Да за такие антинародные вопросы пожизненный срок давать надо
– А чего я такого сказала? – перекрестилась старушка.– Об этом многие рассуждают, мне даже родичи из Красноярска писали. Из Читы тоже.
Осиновский очень громко захохотал. Его разобрал такой задорный смех, что он схватился за живот и сел прямо на обочину дороги. Он смеялся до слёз, в отличие от остальных, которые лишь улыбались.
Потом олигарх, кряхтя, выпрямился во весь рост, не без помощи телохранителей.
– Давно я так не смеялся, – он извлёк из нагрудного кармана пиджака носовой платок и вытер ими слёзы, вызванные активным смехом. – Очень давно. У меня, уважаемая жительница здешней местности, обязательно будет возможность сделать так, чтобы этот, ваш вопрос, прозвучал на одном из заседаний Государственной Думы. Дорогая бабушка, клюквенница, то, что говорят в народе, не всегда есть истина. Дикая глупость!
– Конечно, невозможно такое, – взяла сторону предпринимателя молочница.– Ты же помнишь, Матвеевна, год тому назад у нас в посёлке дед Рападулин запил на две недели. Так оба борова у него с голоду подохли.
– Резонно, – лейтенант Ковалёв, сам того не замечая, стал участником нелепой и случайной дискуссии, – свинья и кормушка неотделимы друг от друга. Тут логика настолько проста, что…
– Не совсем хорошая тут аналогия, лейтенант, – серьёзно заметил Осиновский. – Но всё верно… С фактами не поспоришь. Обобрали мы народ российский… до нитки. Они погрязли в грабительских кредитах, потому что больше им ничего не остаётся делать. Мужиков да баб заставляем работать за миску каши. А им с самых высоких трибун говорят, что так и должно быть.
– У каждого своя судьба, Родион, – возразил Григорий. – Не могут же все быть богатыми. Ничего тут не получится. Но, всё-таки, и многие простые люди живут не так уж и бедно.
– Да какое там у большинства людей богатство, Гриша! – Осиновский говорил и любовался своим голосом и мудрыми мыслями. – Мы, представители крупного бизнеса, большие чиновники, всё берём у народа… для себя. За бугор сбываем то, что всем россиянам принадлежит! Не только нефть, газ и многое всякого и разного… Не буду перечислять. Но мы привыкли уже… грабить. Не остановиться никак! Отдели меня от заводов, от предприятий, которые стали моими… Одним словом, скучновато мне будет без такой, довольно заметной частной собственности.
– Если вы кому-нибудь, на высшем уровне, скажете про такую борьбу за… свободу и независимость со стороны господ самого центрального района Москвы и магнатов всей Российской Федерации, Родион Емельянович, – заявил абсолютно убеждённо шофёр Пётр, молчавший доселе, – то вас так задвинут, что вы даже работу лифтёра себе не найдёте. Они сумеют, если захотят.
– Или в пострелята запишут, – не ясно было, говорил Осиновский на полном серьёзе или шутил.– Ведь не всех ещё пострелят… постреляли. Если я тупой, Петя, то не всегда, а периодически. Мне и так весело, а ты тоже – туда же, насмешить хочешь.