Неумолимая жизнь Барабанова
Шрифт:
Я брел по дороге от города и сам себе удивлялся. Почему, ну, почему такая низость, как продажа Степана вербовщику, приходит мне в голову в удручающе разработанном виде? Неужели я настолько подл, что дожидаюсь только подходящих обстоятельств? Можно, конечно, сказать, что всему виной эрекция творческого духа. Но где, черт дери, эта эрекция, когда я созерцаю зеленые склоны холмов, лиловый туман цветущего вереска, шпили, плавающие в синеве, как хвоинки в ручье? Неутешительно получалось.
Цифры я увидел метров за десять. Увидел и остановился. Сегодня
В сарае в расщелине между брикетами сена Степан жрал колбасу.
«ты хорошо придумал с моим номером, – сказал он, – жаль только телефона больше нет. Где деньги?»
Я рассказал ему обо всем, что было в городке.
«Шляпа! – сказал Степан, – Твой Артемий давно проследил тебя. В этих чертовых тихих городках пропало столько хороших парней, сколько тебе не увидеть за всю жизнь. Я! – сказал он с длинным всхлипом, – принял на себя удар. А теперь из-за какого-то олуха не могу получить свой гонорар. Ты пойдешь! Пойдешь за валютой, потому что я чуть не сложил голову за твоих детей».
На этом патетическая часть оборвалась. Степан достал фонарик, посветил на меня со всех сторон и озабоченным голосом спроси, не брал ли я сегодня в трактире сдачу? Потом он забрал еще липкую от пива мелочь, велел мне держать фонарь и принялся мучить разнокалиберные монетки. Наконец, одна хрустнула и переломилась. Степан сунул половинки мне под нос. Нежные потроха виднелись внутри полого диска.
– Вот оно! – сказал Степан, – уж будь уверен, берлогу нашу вычислили. Теперь слушай меня и не вздумай спорить.
Конечно, этот чернокожий нащупал самое мое больное место. Он принялся петь мне о том, что он, разнесчастный, был послушным инструментом в моих руках. И это с его помощью я выручил своих детей. («Черед Кнопфа еще придет!») Теперь, понятно, я думаю, что дело в шляпе. Но это – бесчеловечное свинство! Все не так, и успокаиваться не время. Мой моральный долг никуда не делся, просто теперь я должен ему, Степану.
Вот что значит недооценить человека. Все-таки надо, надо было мне купить пивоварню.
Мы решили, что таиться уже не стоит. Я сяду на мотоцикл и помчусь за деньгами. Авось, успею до того, как накроют. (В том, что рано или поздно накроют, Степан, видимо, не сомневался.) Потом в дело вступит Степан, заберет свою часть денег, и «ты Барабанов, свободен, как птица»). Был бы у меня револьвер, показал бы я ему птицу…
Утром, едва зачирикали птички, Степан вытолкал мой мотоцикл.
– Скачи! – велел он. – Если тебя не укокошат сразу, все обойдется.
Я вдарил по газам и помчался навстречу новым испытаниям, а Степа, тварь такая, отправился досыпать на сене.
Чудес не было. Едва я прибыл на место и достал лопату, со мной произошло то же, что и Кнопфом в свое время. Очнувшись, я увидел Артемия с чулком, раздутым от песка. В голове шумел прибой. Рядом с Артемием стоял разъезевшиися молодец с белым интеллигентным лицом.
– Здрасте, – сказал я, – это и есть твой помощник, страдающий от ожирения?
Молодец обошел меня и треснул по почкам. И кто знал, что он понимает по-русски?
– Ты без оружия, – сказал Артемий. – Почему ты без оружия? Знал бы я, что у тебя нет ствола, я, может, и не стал бы… – он встряхнул песочную колбасину. – Откормленный сказал ему что-то по-чешски. – Антон говорит, что лопатка наточена остро. Но не верю я, что ты можешь управиться с лопаткой. Не верю! Понимаешь? Уж ты скажи, что собирался тут делать? Антон все равно выпытает, ведь это он выследил тебя.
Хорошо, что я не стал говорить про маячок, открытый Степаном. Я обреченно вздохнул и сказал про деньги. И тут до нас сквозь толщу леса донесся мотоциклетный рев, потом удар и взрыв. Артемий строго взглянул на своего пухлого напарника, и тот умчался. Мы остались вдвоем, а у Артемия невесть откуда появилась короткая двустволка страшного калибра. Он переломил вертикально спаренные стволы, и я увидел латунные донышки патронов.
– Вот задача, – сказал Артемий. – Если ты не врешь про деньги, зачем ты в городе торчал?
– Я присматривался, – сказал я, – теперь я куплю пивоварню.
– Ага, – сказал Артемий, – Вот мы сосчитаем деньги и увидим, хватит тебе на пивоварню или нет.
Из кустов боярышника бесшумно, как дух, возник Антон. Он пошептал Артемию на ухо, и тот пояснил мне:
– У поворота к замку мотоциклист слетел с обрыва. Глупо, очень глупо! Месяц наад там должен был стоять знак. Я не буду больше покрывать тебя, Антон! Был человек – нет человека. А ведь мог бы погибнуть со смыслом. Где у тебя деньги?
Я показал. Антон взял лопату и принялся копать с бешеной скоростью. Выкопал яму по колено глубиной, вышел из нее и очень больно двинул мне в живот.
– А ты как думал? – сказал Артемий. – Тебе бы тоже не понравилось за просто так землю копать. Смотри, еще одна попытка, а потом расстрел перед строем.
Я подвел парочку к бочажине. Антон пошарил сучковатой веткой в непроницаемой сверкающей воде и выбросил плотный брикет на траву.
– Не врал, – с изумлением проговорил Артемий. Заглянул в яму. – А вот мы тебя…
Тут что-то вылетело из-за моей спины, так что ухо ветерком обдало, и с чудовищным хряском ударило Артемия в затылок. Не охнув, не изменившись в лице, он упал в воду. А на берегу начался страшный бой между Степаном и Антоном. Антон был парень ого-го! Будь у Степана разводной ключ, которым он уговорил Артемия, он бы, пожалуй, быстрее уложил Антона, но ключ булькнул. И теперь они молотили друг друга так, что удивительно было, как они еще живы. Наконец Степан опрокинул Антона, и они принялись кататься по земле, выделывая друг с другом такое, что я бы уже сто раз умер. Все-таки Степан оказался сверху. Он чудовищным образом завернул своему врагу шею и прошипел, кося на меня белым глазом: