Неведомый город
Шрифт:
— Да, да, — подхватил доктор, — впечатление было именно такое, как вы говорите. Но все-таки, м-р Блом, вы творите здесь прямо чудеса. Рассказать бы в Европе, ни за что не поверят, а еще сочтут за дерзкого обманщика…
— Европа поверит всему тогда, когда придет время, — жестким тоном сказал ученый.
— А вы думаете, что оно скоро наступит? — спросил Березин.
— В современной политике трудно разобраться, — ответил м-р Блом, — всегда можно ожидать худшего. Но рано или поздно Англия должна столкнуться с Германией, которая теснит ее развитием своей промышленности. Это столкновение послужит сигналом для общей мировой борьбы. И вот тогда-то Европа узнает, чем обладает Великобритания в лице мистера Блома. Мы должны во что бы то ни стало сокрушить мощь немецкого орла. Если бы даже не было моих изобретений, — Англия и тогда не могла бы допустить развития могущества своей соперницы. Не может же Великобритания находиться в постоянной опасности от растущих немецких вооружений.
— Но если бы началась война, то какие же средства вы стали бы пускать в дело?
— Прежде всего мои воздушные корабли, способные засыпать неприятеля градом взрывчатых снарядов, оставаясь сами вне пределов досягаемости. Германия не может выставить ничего подобного, так как тяжелые дирижабли не могут идти в счет, а аэропланы современных конструкций пригодны лишь для разведок. Такие флотилии я легко могу уничтожить даже при малых силах. Тогда уже ничто не помешает стереть с лица земли их армии и флот: для этого достаточно двух-трех сотен моих снарядов.
— Они будут защищаться, а дальнобойные пушки не подпустят близко воздухоплавателя.
— Всякий из моих аэропланов может быть в короткое время обращен в боевое судно, снабженное как боевыми запасами и провиантом, так и выбрасывателями снарядов. Последние могут бросаться не прямо вниз, а набок, в любом направлении. Устойчивость аэроплана вполне позволяет применить маленькие пушки.
— Тогда, действительно, против вашего нападения почти нельзя защищаться! — сказал доктор.
— У нас есть и другие средства для атаки неприятеля, но о них пока не стану рассказывать, — проговорил м-р Блом.
— Вероятно, к ним относится ваше оружие, которым вы можете уничтожать каменные столбы? — спросил инженер, вспомнив о разрушении столба во время своего пленения.
— Вы говорите о воздушных револьверах? Они действуют только на близком расстоянии, шагов на тридцать-сорок и больше служат, как домашнее оружие. Ими вооружены все мои инженеры.
— Револьверы имеют ужасную разрушительную силу, — заметил Березин: — это очень опасное оружие.
— Это потому, что они действуют маленькими шариками из радиотита, который при ударе взрывается и производит разрушение. Шарики выбрасываются сжатым воздухом.
— А вы не опасаетесь, — вставил доктор, — что ваши инженеры злоупотребят доверенным им оружием?
— Не думаю, чтобы они решились на это. Здесь они под моим надзором, а за пределы Бломгоуза оружие им не дается.
— Почему же? — заинтригованный этим обстоятельством, спросил Руберг, про себя радуясь, что они за Бломгоузом избавлены от опасности попасть под воздушный пистолет.
— Очень просто, — пояснил м-р Блом. — Мне и инженерам часто приходится по делам бывать в Индии. Представьте, что в случае какого-нибудь приключения, обладатель оружия употребит его в дело и разнесет выстрелом нескольких человек, или какое-нибудь сооружение, что, без сомнения, вызовет нежелательные толки в среде индусов. Слух о чудодейственном оружии может дойти до европейцев, которые и доберутся до тайны существования Бломгоуза.
— Совершенно верная оценка вещей, — согласился доктор. — Показывать действие оружия — опасное дело.
— Господа, вы заговорились, — прервал разговор инженер Вилькинс, — и не замечаете, что начал накрапывать дождь. Если мы не уберемся вовремя, нас промочит до костей.
Путешественники поспешили перебраться через каменистый гребень, отделявший их от автомобилей. Через несколько минут дождь барабанил в крытые верха экипажей, направлявшихся к Бломгоузу.
XI. Лаун-теннис
Мягкий вечерний свет солнца обливал площадку для лаун-тенниса в саду м-ра Блома. Этим родом спорта здесь занимались мисс Кэт, т-11е Софи, Березин и Горнов. Игроки разделялись согласно своим симпатиям. Один город защищали Березин и Кэт, а другой Горнов с Софи. Доктор Руберг, находясь неподалеку, занимался совсем несвойственным ему делом: поднимал вышибленные неловкими ударами за пределы города мячи, что являлось вовсе нелегкой работой, если принять во внимание его почтенные размеры.
А дела было много. Мячи то и дело перелетали через изгородь. Игроки увлекались не столько результатом боя, сколько самым процессом игры, доставлявшим возможность всем влюбленным видеться и разговаривать друг с другом. Блестящие глаза игроков, их быстрые, порывистые движения указывали на то, что все они опьянены не одной игрой, а и еще чем-то другим. Доктор, в качестве наблюдательного лица, не упустил этой подробности и решил выжидать событий.
Мячи летали все быстрее и быстрее, причем вместо противного города чаще попадали за ограду. Руберг, со всем рвением друга старавшийся услужить играющим, в конце концов взмолился:
— Помилуйте, господа! Вы все так ловко играете, что совсем замучили меня. Нехорошо молодым людям задавать такую работу старику…
Слова доктора как будто отрезвили играющих, возвращая их к действительности, которая, впрочем, была прекрасной. Чудный вечер спускался на землю, легкие кружевные облака, казалось, застыли в лазурной выси. Солнце садилось за пики гор, отбрасывавшие от себя огромные тени. Деревья в саду затихли, не было слышно даже шелеста листьев. Только немолчные хоры певчих птиц перекликались где-то далеко-далеко.
Француженка нашлась первая. Нимало не смутившись замечанием Руберга, она сейчас вступила с ним в препирательство.
— Доктор говорит правду, — заметила она играющим, — пора прекратить игру. А вам, доктор, стыдно жаловаться на нас! Ну какой же вы старый? С вашими годами другой бы прыгал не хуже нашего. Да и где ваша пресловутая дряхлость? — Вон рука-то какая, посильнее будет, чем у молодых, — закончила француженка, со свойственной ей живостью вцепившись в широкую, крепкую руку старого холостяка, которому ее лесть была очень приятна.