Неведомый город
Шрифт:
— Ваши здешние соотечественники еще и не на это способны, — жестко сказал инженер. — Вспомните-ка восстание индусов в i860 году? Сколько жителей было расстреляно в Каунпуре, в Дели и других городах. То же будет и с мусульманами, если они в своих желаниях пойдут дальше выражения словесного протеста против турко-итальянской войны.
— Ах, не говорите ужасов, мистер Березин! Взгляните-ка лучше на оратора, который, очевидно, произносит речь и защиту мусульманства, — сказала француженка, указывая на площадь.
В центре толпы человек в зеленой чалме ораторствовал, усиленно жестикулируя. Притихшие людские волны с напряжением слушали речь оратора и по окончании ее стали шумно выражать свое одобрение.
Ни русские, ни их спутники из сказанного не поняли ни слова. Но им было приятно присутствовать при восторженном подъеме духа пестроцветнои восточной толпы, обычно сумрачной и несклонной к шумному выражению своих чувств. С истинным удовольствием они следили за проявлением жизни в этой незнакомой, сказочно-яркой, красочной стране.
Но как попали наши путешественники в столицу Индии из Бломгоуза, затерянного в суровых горных цепях Гималаев?
Дело было просто. Мистер Блом решился в одну из очередных поездок в Индию, с которой он поддерживал регулярные сношения, взять с собою женщин, трех русских и Гобартона.
Они совершили прекрасное путешествие, редчайшее по открывающимся с высот картинам природы. «Левиафан» плавно поднялся из своего убежища и, работая одним пропеллером, направился к югу. Дикие скалы и снежные вершины сменялись глубочайшими долинами, где с шумом стремились бурливые потоки. Скоро показались зеленые склоны гималайских нагорий, спускающиеся к Пенджабу. На тучных пастбищах бродили огромные стада домашнего скота.
Внизу путь аэроплану пересекла широкая серебристая лента реки. Мистер Блом сообщил путешественникам, что это виден Инд, с верховьев которого можно проникнуть в Бломгоуз. Чарующая природа «страны чудес» развертывалась перед взорами путников. Густолиственные леса сменялись возделанными нивами. Часто попадались людские селения, на самом деле отделенные друг от друга десятками миль. Внизу, на земле, очень трудно покрыть большое расстояние, и путешествие там было бы затруднительным и опасным ввиду многочисленного зверья, таящегося под зелеными сводами тропического леса. Но огромная птица со своими пассажирами летела вперед легко и свободно. Пассажиры чувствовали себя превосходно, будучи в полной безопасности от тигров и пантер прославленных индийских джунглей.
Все были чрезвычайно оживлены, за исключением мрачного Гобартона. Доктор заполнял свободное время рассказами о своих приключениях во время охот на буйволов и слонов в Африке.
Софи и ее нареченный, Горнов, ежеминутно тормошили добродушного холостяка, не давая ему ни отдыха, ни срока. Мисс Кэт, веселая и как будто еще похорошевшая, часто обращала свои взоры, полные любви и восторженности, на Николая Андреевича, которого доктор уже успел прозвать на корабле «дамским угодником». По правде, инженер и не заслуживал этого наименования, потому что он угождал лишь мисс Кэт, оставляя в стороне француженку. Последняя, заметив необычное состояние молодых людей, связанных невидимой нитью друг с другом, несколько раз шепотом предупреждала Кэт, прося ее не выдавать перед всеми своих чувств. Кэт краснела, давала слово быть осторожнее, но через час-два предостережение забывалось, и томный взгляд летел к инженеру.
Гобартон замечал эти взоры и становился еще мрачнее и задумчивее. Он часто уходил в капитанскую рубку, оставаясь там подолгу. Только один человек на аэроплане не хотел или не мог ничего видеть и замечать; это был мистер Блом, всегда одинаково корректный и ровный ко всем. В свободное время он с удовольствием слушал доктора, продолжал беседовать по разным вопросам с Березиным, причем последний не упускал случая ознакомиться со способами управления воздушных кораблей.
Путь направляли на Калькутту через Лагор, Дели, Агру, Кауниур, Бенарес и другие древние города когда-то богатого Индусского царства. Останавливались всего один раз около Агры для того, чтобы взглянуть на жемчужину восточного творчества, — великолепный мавзолей Тадж-Ма-гал, сооруженный одним из Великих Моголов — Шах- Джа-ханом.
Еще издали чудеснейшее произведение индусского искусства, утопающее в зелени сада, поразило взоры путешественников своей воздушностью, красотой стиля и полнотой художественной законченности. Эти купола, минареты, колонны, террасы, все из чудного белого мрамора, выступали перед ними на фоне тропической растительности, как величественное и изящное виденье рая.
Тадж-Махал
Но внутренность мавзолея превосходила всякое ожидание. Саркофаг Шах-Джахана и его жены, равно как и стены зал, сверкали мозаичными цветами и надписями тонкой артистической работы из яшмы, ляпис-лазури, агата и других ценных камней. Цветы были настолько натуральны, что их легко было принять за живые: словно лишь вчера сорвали и положили их на этот белый атлас мрамора.
— Какая прелесть! Какое дивное сочетание цветов! Эта мечеть, действительно, чудо искусства! — неслось со всех сторон.
— Этим мавзолеем Шах-Джахан хотел создать памятник своей жене, — говорил мистер Блом. — Я могу вас ознакомить с легендой о происхождении этого дивного сооружения.
— О, пожалуйста, пожалуйста, мы вас просим, — заговорили все.
— Много лет прошло с тех пор. Великие Моголы владели Агрой и большей частью Индостана, — начал свой рассказ ученый. — Велик и славен был восточный император Шах-Джахан, обладавший несметными сокровищами, чудными дворцами, зелеными садами, стадами слонов и лошадей. Но не столь радовалось сердце Великого Могола обладанию престолом, тысячами подданных, сотнями боевых слонов и всеми доступными человеку сокровищами мира, сколько сладко трепетало при мысли, что оно является властителем дум и обладателем прелестнейшей жемчужины Индии, цветка всего гарема — прекрасной Мумтузы… Повелитель мусульман сам был покорен глазами этой принцессы, названной им «светом мира».
В течение нескольких лет Мумтуза, она же принцесса Hyp-Махал, доставляла отраду сердцу повелителя Востока. Неожиданно явившаяся смерть вырвала красавицу из рук ее мужа и унесла туда, откуда нет возврата. Горе Шах-Джа-хана по любимой жене было безутешно. Сильна была любовь его к Мумтузе, и решил он поставить ей такой памятник, который настолько бы превосходил все другие, насколько сама Hyp-Махал была выше всех женщин.
Шах-Джахан созвал лучших мастеров Индии, предоставил им тысячи рабочих и драгоценнейшие материалы, какие только мог достать. Белый мрамор добывали в Кандагаре, красный гранит привозили из Мейварских гор, карнолин, агат, яшму, ляпис-лазурь — отовсюду.
Почти пятнадцать лет ушло на постройку Тадж-Махала и израсходовано более 25.000,000 — громадная сумма по тому времени. Шах-Джахану удалось воплотить в мраморе свою мечту об образе очаровательной Мумтузы. Он имел намерение на противоположном берегу Джумны поставить такой же монумент из черного мрамора и соединить их мостом, но замыслы его были прерваны возмущением его сына, знаменитого впоследствии Ауренгзеба, свергнувшего своего отца с престола Великих Моголов. Ауренгзеб заточил Шах-Джахана в крепость Агры, и строитель величайшего по красоте сооружения окончил свою жизнь пленником, оставшись верным памяти Мумтузы даже после смерти: перед ее наступлением он в первый и последний раз обратился к преступному сыну с просьбой положить тело его рядом с прахом своей любимой, ненаглядной Нур-Махал.