Неверная. Костры Афганистана
Шрифт:
Когда американские бомбы выгнали из нашей жизни талибов, я надеялся, что Билал вернется. Но Северный альянс вошел в Кабул, а его все не было, и, хотя мы с матерью об этом не говорили, оба не сомневались, что в живых его уже нет.
11
Когда меня разбудил свет, была ночь – тот ее час, когда «вчера» уже ушло, а «сегодня» еще не настало, весь мир погружен в сон и тишину, и нет еще никаких признаков приближения беспокойного утра.
В этот час потягиваешься с улыбкой и снова
И в этот час Хаджи Хану вздумалось вернуться домой.
Сначала заскрежетало железо о бетон – открылись ворота, затем въехали с ревом три «лендкрузера» с тонированными окнами, из которых высыпались охранники и вышел Хаджи Хан.
Двое с автоматами закрыли ворота, на место Хаджи Хана уселся другой человек, и все машины развернулись обратно к воротам и остановились.
Наблюдая из своего окна за танцем фар, я увидел, как Хаджи Хан во главе нескольких мужчин вошел в дом. Вид у него был свирепый, и я невольно забеспокоился – знает ли он, что Исмераи разрешил нам с Джорджией приехать погостить?..
Я подкрался на цыпочках к двери и, слегка приоткрыв ее, заморгал от яркого света, ударившего в глаза с нижнего этажа.
До слуха моего донесся оттуда же гул голосов, низких, мужских, среди которых мне только через несколько секунд удалось различить голос Хаджи Хана, рокотавший, словно гром.
Я приоткрыл дверь еще немного, высунулся и между деревянными перилами галереи увидел часть холла и то, что в ней происходило.
Хаджи Хан стоял неподалеку от дверей с какими-то еще пятью мужчинами, негромко переговаривавшимися между собой. Никого из них я не знал, но одеты все были очень богато, в дорогие шальвар камиз, и у каждого на запястье болтались большие, тяжелые часы.
Сам Хаджи Хан говорил с маленьким человечком, который, когда мы приехали, отнес наверх наши сумки. Человечек мотнул головой, указывая на ту часть дома, где спала Джорджия, немного дальше по коридору от комнаты, в которой следовало сейчас спать мне. Хаджи Хан посмотрел туда же, и я затаил дыхание и попятился обратно в комнату.
Если до своего приезда он не знал, что мы здесь, то теперь уже знал наверняка.
Выждав несколько секунд и не услышав шагов, целью которых было бы вытащить нас из постелей, я осторожно высунулся снова.
Теперь Хаджи Хан сидел на одном из диванов, положив свой пакул на колено и держа в руке чашку с чаем. Он потянулся к тарелке с засахаренным миндалем, стоявшей на столе, и тут к нему подошел один из мужчин и протянул мобильный телефон.
Хаджи Хан поднес его к уху. И, хотя он не кричал, голос его разнесся по всему холлу, заставив остальных прекратить разговор, сдвинуть густые брови и обменяться многозначительными взглядами.
– Меня не волнует, как ты сделаешь это, сделай, и все, – приказал Хаджи Хан. – Найди мне его к утру.
Он отключил телефон и вернул тому мужчине, который его дал. И я подумал – не потому ли Хаджи Хан никогда не звонит Джорджии, что потерял свой телефон и вынужден все время
Утром я спустился вниз в поисках завтрака и обнаружил, что больших мужчин, толпившихся в холле ночью, здесь уже нет, зато имеются трое маленьких, вооруженных тряпками и пылесосами.
На возвышении с телевизором играл сам с собой в карамболь мальчик, с виду чуть постарше меня.
– Салям, – сказал я, поднявшись к нему. – Я – Фавад.
Мальчик оторвал взгляд от доски.
– Салям, – ответил он. – Ахмад.
И стал играть дальше. Не зная, чем заняться, я сел на подушку и принялся за ним наблюдать.
Играл он очень хорошо, безо всякого труда закидывал шашки в дальние лузы, и выглядел неплохо – чистенький, хорошо одетый. Но, несмотря на ухоженность и здоровый цвет лица, глаза у него имели какое-то старческое выражение.
Хотя никого тут, кроме нас, не было, мальчик по имени Ахмад вступать со мной в разговоры как будто не спешил, и я обрадовался, когда принесли завтрак, – нашлось, во всяком случае, чем заняться. Да и есть хотелось, что было странно, потому что обычно большого аппетита у меня не было.
– Ешь как птичка, – заметила однажды мама, и я тут же задумался о том, каковы на вкус червяки.
Когда я покончил с яйцами и чашкой сладкого чая, Ахмад подвинул в мою сторону игровую доску и мотнул головой, приглашая присоединиться. Я принял вызов, он расставил шашки и предложил мне начать.
– Ты приехал с Джорджией? – наконец он открыл рот.
– Да, – сказал я и, глупо промахнувшись, не сумел разбить кучку шашек.
Мальчик махнул рукой – пустяки, мол, – и разрешил мне сделать вторую попытку, что говорило о его хорошем воспитании.
– Я тебя видел ночью, – сказал он, пока я прицеливался заново, – ты шпионил за моим отцом.
На этот раз я попал, шашки раскатились по доске, и Ахмад, взяв биток, стал прицеливаться в свою очередь.
– Через холл видел, – сказал он, сделав ход и сразу же загнав одну из своих голубых шашек в дальнее правое отверстие. – Моя спальня как раз напротив твоей.
– А кто твой отец?
– Хаджи Халид Хан. Кто ж еще?
Я посмотрел на него с удивлением. О том, что у Хаджи Хана остались дети от умершей жены, мне было, конечно, известно, но, как сказала Джорджия, они жили с его сестрой, и потому я слегка растерялся, узнав, что один из них сидит напротив.
– Я думал, ты живешь не здесь, – сказал я.
– Ну да, ночую обычно в доме тети. Но шумно там, просто ужас – слишком много женщин, вот в чем беда. Твой ход.
Я взял биток и изловчился подкинуть одну из своих белых шашек поближе к лузе.
– Неплохо, – сказал Ахмад. – Но тебе надо как следует потренироваться.
– Я только вчера начал играть.
– Да, и тебе надо как следует потренироваться.
Ахмад засмеялся, и в этот момент я заметил в нем некоторое сходство с Хаджи Ханом.