Невероятный год
Шрифт:
– Си-ся! – неожиданно раздаётся звонкий детский голосок.
Передо мной стоят Реми и Бруно, взбудораженные, краснолицые, весёлые.
– Там, – торжественно произносит Реми, поднимая указательный палец. – Будет моя творческая студия!
– Угу, поняла. Сейчас тоже пойду, посмотрю.
– Си-ся! – тянет меня за штанину Бруно.
Глава 7. Мэйл родителям
Какой же он, индийский дом, вы спрашиваете?
Во-первых, он громадный! Не уверена, что мы вообще сумеем к нему привыкнуть. Ночуем в одной из спален, в той, в которой две одноместные кровати. Мы их сдвинули вместе.
Во-вторых, все полы здесь покрыты чем-то вроде керамических или мраморных плит. Наверное, это сделано для того, чтобы было легче убирать и вытирать в условиях высокой влажности, а может быть, – рассуждаю уже про себя, – и для того, чтобы, надев шерстяные носки, скользить по нему со скоростью ниндзя. Представляю,
В-третьих, – продолжаю строчить. – Во всех комнатах под потолком висят громоздкие вентиляторы – у нас имеются с тремя, четырьмя и пятью лопастями, – работающие в разных скоростных режимах. На стене – переключатель, пластмассовое колёсико с зубчиками и циферками: один, два, три, четыре, пять. Крутишь до предела и огромные крылья с дребезжанием начинают вращаться, всё быстрее и быстрее. Ещё пара мгновений и комната наполняется сильнейшим гулом и вихрем, глаза перестают замечать вентиляторную дискретность, над головой – безумно крутящийся диск. Невольно думаешь: а крепко ли «сидит» винт? А что, если он оторвётся? Поэтому я перестаю фантазировать и переключаю вентилятор в более комфортный для моего ума режим.
В-четвёртых, в каждой стене наверху имеется сквозное продолговатое отверстие. Это делается, как объяснил Раджеш (наш новый приятель), для дополнительной вентиляции и освещения комнат. Или для того, чтобы дом превращался в инсектарий! – с сарказмом заметил Реми, когда в первый же вечер через эти самые отверстия на зов электрических ламп внутрь слетелись сотни комаров, мотыльков, стрекоз и жуков всех мастей. Они приземлились на наши макушки, спикировали в тарелки с супом, защекотали Бруно, а тот с визгом побежал от них прятаться в шкаф. Но это ещё не всё. Чуть позже, через те же отверстия, но уже на зов голода, прибежали геккончики – маленькие, но весьма кровожадные ящерицы. Они разбрелись по всему потолку и стенам и принялись хватать крошечными ртами всех этих жуков, второпях сжёвывая их и сглатывая. Неужели, это всё только ради незначительного притока свежего воздуха? – удивлялись мы, наблюдая, как длинные крылья и усики невинных бабочек скрывались в жующих симпатичных пастях, словно в мясорубках.
В-пятых, всё съестное здесь надо хранить в упакованном виде и в холодильнике. На столе нельзя оставлять буквально ничего. Иначе вскоре, если быть точной, минут через пять, всю кухню оккупирует красная армия мурашей, этих никогда не спящих вездесущих созданий, появляющихся молниеносно и как будто из неоткуда.
В-шестых, органический мусор мы выкидываем в большую яму, прямо под пальмы, где он естественным образом перерабатывается или съедается птицами, теми же муравьями и мангустами. Весь остальной мусор индийцы поджигают. Правда, после над землей и в доме (опять же, благодаря стенным отверстиям) ещё долго вьются цветные клубки едкого запаха и гари.
Глава 8. Вы счастливы?
– Если в Болливуде когда-нибудь задумают экранизацию Винни Пуха, то на роль ослика Иа лучшей кандидатуры, чем Раджеш не сыскать, – говорю я Реми, имея в виду несчастный вид нашего нового знакомого.
– Вот завтра ему об этом и скажи.
С Раджешем мы теперь видимся регулярно. С тех пор как мы здесь поселились, не прошло и дня без его визита. Приходит он, как правило, утром, реже – вечером, стучится в дверь и, сложив у подбородка ладони, негромко здоровается: «Намасте 19 , Таня-джи 20 !», или «Намасте, Реми-джи!», в зависимости от того, кто из нас ему откроет. Потом протягивает пакетик, а в нём – гостинцы: бумажный кулёк со стручками фасоли, шевелящиеся крабы, крем-каламин, или ещё что-нибудь эдакое неожиданное, отчего на лицах у нас сначала озадаченность и удивление, а уж потом признательность. Мы приглашаем его войти, присесть к столу, выпить чай, иногда поужинать. Он проходит, смущённо приземляется на кончик стула, улыбается и, не притронувшись ни к чаю, ни к ужину, начинает допрос. Вы счастливы сегодня, друзья мои? Всё ли у вас в порядке? Как спалось? Ходили на пляж? Видели большие волны? Бейби случаем не потонул? Вопросов у него много, все они день ото дня разнятся, но вопрос о счастье обязателен: «Вы счастливы сегодня?»
19
Индийское приветствие, произошло от слов «намах» – поклон, «те» – тебе. Намасте, как жест представляет собой соединение двух ладоней перед собой. В широком смысле означает: «Божественное во мне приветствует и соединяется с божественным в тебе»
20
Суффикс «джи» в Индии служит выражением уважения к человеку
Поначалу мы не жалуемся, отмахиваемся, мол,
– Да уж, с таким заботливым «папочкой» мы так и останемся беспомощными малышами! – ворчит Реми после ухода Раджеша, сетуя на то, что мы совершенно не способны решать бытовые вопросы самостоятельно.
– А может быть, он Джинн, исполняющий желания? Или ангел-хранитель? – размышляю вслух.
– Два в одном! – отрезает Реми.
– Напрасно это ты. Только подумай, как нам повезло! Во-первых, количество желаний неограниченно. А во-вторых, он ничего не просит взамен.
Через три недели приходящий Раджеш стал для нас совсем привычным. Ему мы больше не удивляемся и принимаем за само собой разумеющееся явление новой действительности, вроде мелькания длинного вертлявого хвоста мангуста за окном кухни, или звучания одновременно двух молитв из мусульманского и индуистского храмов на восходе солнца. Тут так заведено, решили мы: Раджеш приходит, когда ему вздумается, усаживается, а мы с ним разговариваем.
Беседы наши касаются в основном общечеловеческого: климата, насекомых, современной молодёжи и постоянно дорожающей жизни. И всё бы хорошо, да только частенько в наших диалогах возникают неудобные паузы. Раджеш, к примеру, скажет: «Сегодня был на рыбном рынке. Цены поднялись. Люди стали злее. А гроз в этом году больше». От услышанного Реми неправдоподобно закашливается, скрывая таким образом несдержанный смешок, и ещё более неуклюже смотрит на часы. Я делаю вид, что этого не замечаю и сочувственно подкивываю Раджешу. А тот опускает застенчивый взгляд и начинает гипнотизировать чаинки, временами вздрагивающие на дне стеклянной чашки. Может, он их подсчитывает? – думаю я. В тёплом воздухе над столом дёргано летают три мошки и что хуже неловкость – явная, густо-кремового цвета, осязаемая каждым из нас. Кроме, конечно же, Бруно, который тоже сидит за столом на высоком детском стуле и как ни в чём не бывало, увлечённо возится шустрыми пальцами в пластиковом стаканчике с йогуртом, не подозревая, что своим копошением привлекает внимание взрослых и тем самым становится в эту затруднительную для них минуту настоящим спасением. Плохо скрываемое замешательство на их лицах редеет и преображается в деланный интерес, а в случае Раджеша – в восхищение.
– Он такой милый, – говорит он.
Я улыбаюсь и тяну заварник.
– Ещё чаю? – спрашиваю, так и не поблагодарив за комплимент.
– Нет, нет, я уже готов! – отвечает он, прикрыв ладонью чашку и доверительно подмигивая Реми.
Так он намекает о том, что пришло время выйти в сад, покурить биди 21 . Реми тут же подпрыгивает на месте и буквально выскакивает из-за стола, громко отодвинув стул, а затем вместе с Раджешем выходит за кухонную дверь, притворяясь, что не видит моего осуждающего и даже гневного взора, брошенного им вслед, и ещё серии таких же, неодобрительных, поглядок минуту спустя, но уже через жёлтую москитную сетку окна над раковиной в кухне.
21
Сигареты, распространённые в Индии, и некоторых других странах Азии. Представляют собой нарезанные листья необработанного табака с примесью трав, завёрнутые в лист коромандельского чёрного дерева, перевязанный цветной ниткой
Стою, мою посуду. Мелкая решётка дробит фигуры курящих в пиксели, пахнет пылью и горечью дешёвого табака. Реми светится счастьем. Ещё бы! Выпал случай покурить! Пару лет назад со словами: «Ради тебя и Бруно!» он покончил с вредной привычкой. Правда, успел оговориться: «За компанию курить буду!» Вот и радуется теперь возможности подымить, используя придуманную им же самим лазейку. Ребёнок, ей богу! Интересно, «дружил» бы он с Раджешем, если бы у того не было сигарет? Ведь с каким предвосхищением он ждёт его моргания-маячка и как расцветает, зажав между пальцев вонючую самокрутку, делая заветную затяжку. Да так расцветает, что малиновые бутоны неизвестного мне деревца, спадающие теперь на его затылок, рядом с ним бледнеют. А Раджеш. Он тоже рад. Правда, не глазами.