Невеста бальзаковского возраста
Шрифт:
– Я-то, конечно, не возражаю, – Даша осторожно подбирала слова, – но ты пойми. Такие узлы надо рубить сразу. Не жди, что само рассосется. Тебе нужно либо забрать вещи и перевезти их к твоему Кофтуну…
– Да ну, – перебила ее Настя. – Это как-то все зыбко пока. Никто меня переезжать не приглашает!
– Я поняла. Не психуй. Просто пока рано. Ты бежишь впереди паровоза. Мужику тоже нужно еще освоиться. Они еще более трепетные, чем мы. Это я в книжке про мужскую психологию вычитала. Для него впустить женщину на свою территорию – это как для нас девственность потерять – им кажется, что это какое-то кардинальное действо, после которого пути назад не будет, – увещевала ее Дарья. – Не факт, что он созреет в ближайший месяц. Поэтому тебе надо как-то решить с Толиком. Ты меня понимаешь? Совсем решить.
– Замочить его, что ли? – мрачно уточнила Настасья, представив, как они с Лизкой заворачивают труп Анатолия в ковер и волокут вниз по лестнице. Сеструха только рада будет. Тут Настя вздрогнула, пугливо пощупав себе лоб. Это ж до чего нужно было докатиться, чтобы вот до такого додуматься! Пусть даже в шутку.
– Не то чтобы прям замочить, – прыснула Даша. – Но удалить из жизни совсем, чтобы уже на него не отвлекаться. Но это только в том случае, если ты для себя все окончательно решила. А то вдруг с твоим новым ничего не выйдет путного, так это был бы запасной аэродром. Или как?
– Не, Даш. У меня как отрезало. Не могу я с Толиком. И уже никогда не смогу. Это как-то скоропостижно все случилось, я вообще не понимаю, где мои глаза были. Такое чувство, что шла на рынок за хлебом, а купила на кой-то черт хомячка. И самой теперь жрать нечего, и животина ухода требует, и… В общем, сплошные минусы и сожаление о потерянном времени, – призналась Настя, мучительно стыдясь собственной глупости. Ну в самом деле, как можно быть такой наивной и недальновидной? – Не нужен мне такой аэродром. Уж лучше никакого, чем такой, как Толик. И не каркай вообще. У меня со Славой все замечательно. Я интуитивно чувствую.
– Вот и отлично, – повеселела Дарья. – Значит, прощайся с Толиком. Только не руби ему правду-матку, а аккуратненько так поясни, что вы очень разные и вообще тебе стали нравиться женщины. Короче, скажи что-то такое, чтобы он не чувствовал себя униженным. Уходить надо с умом, не оставляя за спиной врагов. Это я тоже в книжке по психологии вычитала.
– Какая ты умная и начитанная у меня, – нервно буркнула Настасья. – Я, главное, все понимаю и с тобой согласна, но тут такое дело – страшно мне. Нет сил, и все тут. Как я ему это скажу? Да даже думать не хочется, что будет.
– Слушай, Дорохова, не мямли, – сердито громыхнула Даша. – Тебе все равно нужны вещи, нужна косметика, ехать домой придется. И это должен быть твой дом, в который ты можешь спокойно приходить, ни перед кем не отчитываясь. Он должен освободить площадь. Независимо от того, где ты будешь обретаться по ночам. А то приживется в твое отсутствие, так потом его и не выпрешь. Сама ж говорила, у его мамаши сантехника старая, ремонта сто лет не было, конечно, он не захочет из твоей квартиры в такую дыру съезжать. Вот помяни мое слово, начнет тебя прощать и мириться, лишь бы остаться.
– Ой, типун тебе на язык, – испугалась Настя. – Если он начнет мириться, я не смогу упираться долго.
– Ну и дура.
– Я знаю.
– Тогда не надо было начинать эту канитель со Славой, – сурово отрезала Дарья. – За свое счастье надо бороться, придется чем-то жертвовать. И лучше пожертвовать нервными клетками и поскандалить один раз с Толиком, чем лишиться молодого, красивого, богатого мужика, который может заделать тебе ребенка, а потом этого ребенка до совершеннолетия нормально обеспечивать. Это всяко лучше, чем залететь от голодранца. Ты-то свое чадо будешь любить независимо от того, кто у него папаша. Так почему бы не совместить полезное с приятным и не позаботиться о том, чтобы и папаша не подкачал. Все легче будет жить, даже если вы и расплюетесь потом.
– Чего это мы расплюемся? – возмутилась Настя, которая в подсознании уже давно выстроила совершенно другую модель развития событий, домечтав до счастливой совместной старости со Славой в окружении внуков. То есть, конечно, мечты эти были пугливыми и призрачными, так как пока с перспективами ясности вообще не было никакой, даже с ближайшими, но все же пунктирные миражи отдаленных целей в сознании проступали.
– Это я крайние варианты рассматриваю, – отмахнулась Даша. – Правильнее быть готовой к худшему, чтобы был план действий. И здорово, если он не пригодится. Обычно так и случается. Если план есть, то он и не понадобится, а если нет, то обязательно какая-нибудь дрянь произойдет. Это как с зонтиком. Возьмешь – будешь зря таскать в сумке, даже если синоптики обещали ливни с месячной нормой осадков. А вот если ты зонт оставишь дома, то все – дело труба. Будешь вытирать с физиономии потекшую тушь, выжимать волосы и хлюпать водой в туфлях. Проще говоря, особо губу не раскатывай, тогда и закатывать прилюдно не придется.
– Спасибо, очень позитивно, – обалдело пробормотала Настя.
– Да, я такая, сплошной позитив, – хмыкнула Даша. – Кстати, конструктивная критика всегда полезнее, чем нерациональное сюсюканье. В общем, диван в твоем распоряжении.
– Надеюсь, не пригодится, – искренне вздохнула Настя.
Работа не работалась, коллеги суетливо сновали рядом в ожидании как минимум рассказа о постельной сцене – судя по азарту в их глазах, негодяй Кофтун прятался где-то в недрах конторы. К концу дня Настю вдруг пронзила чудовищная мысль: а что, если он просто одноразово, для самоутверждения переспал и уже окучивает новую жертву, попивая Раечкин кофе. Эта кошмарная догадка ледышкой скользнула вдоль позвоночника и заставила мозг работать в усиленном режиме, придумывая повод для похода в коммерческий отдел. Поводов не было. Переводчиков с небожителями почти ничего не связывало, поэтому можно было лишь демонстративно, повеселив окружающих, пойти погулять на директорский этаж. Причем всем сразу станет ясно, зачем она там гуляет. И сложно даже предположить амплитуду версий, которые будут уже через час обсасываться во всех курилках – как косточки бедного грызуна шакальей стаей. Нет, надо терпеть.
Ровно в шесть сотрудники повалили к выходу, наполнив этажи и лестницы веселым гулом.
Настасье хотелось зареветь в голос. Она бы и заревела, если бы любопытные барышни из ее отдела демонстративно не замешкались в надежде узнать, зайдет за Дороховой начальник отдела продаж или нет. Иначе о чем завтра болтать-то?
Начальник не зашел.
Настя, старательно растягивая губы в резиновой улыбке, помаршировала домой. В груди бешеной канарейкой колотилась истерика. Вот так, а она-то, дура, размечталась…
– Господи, Настенька, ты куда? – запыхавшийся Кофтун схватил ее за локоть и прижал к стене. Если бы он не держал барышню за обе руки, то непременно схлопотал бы по физиономии. И возможно, долго бы удивлялся женской непредсказуемости. Но Вячеславу повезло. Поскольку он намеревался лезть целоваться, держал он мадам Дорохову надежно и цепко, так что возможности для замаха у нее не было.
– Домой, – осторожно кося на него, словно курица на кота, пробурчала Настя. – А что?
– Ну… Я думал, мы ко мне. То есть не сразу ко мне, а сначала куда-нибудь в клуб или в ресторан, а потом ко мне, – обескураженно объявил Слава, расстроенно разведя руками. Мол, надо же, как обломался.