Невеста Черного Медведя
Шрифт:
– Оставь свои команды для других – возмущенно повернулась я к нему.
Я была крайне поражена его поведением, когда он меня довольно грубо оттащил от приблизившейся старушки.
– Элизабет! Да у нее же проказа!
– Что?
– Поставь корзину на землю, она сама возьмет.
Я никогда не видела людей, пораженных этой болезнью, и потому покорно подчинилась, все еще не веря своим глазам. Мне стало невыносимо жалко эту благодарящую меня вслед женщину, к которой я побрезговала прикоснуться.
Оливер усадил меня обратно в карету и дал в руки мешочек с монетами:
– Держите, а то еще вздумаете вручить какому-нибудь прокаженному фамильный перстень, -
Похоже, я зря разозлилась на него, просто мне надо было усвоить правило: каждому его поступку есть объяснение. И я стала выглядывать из окна кареты следующего нищего, которому могли бы помочь эти деньги.
Для нас в Манчестере все было в точности, как и в других городах: хорошая гостиница, две разные комнаты, бадья с теплой водой, поздний ужин. Несмотря на смертельную усталость, я все же положила нож под подушку и острые шпильки недалеко от себя. Я не доверяла этому XIV веку. Абсолютно не доверяла. Единственный, кому бы я позволила войти в свою комнату, так просто не пришел бы.
Утром я выбрала зеленое платье из теплой шерсти, схваченное под грудью широким поясом с вышитыми серебром узорами. Надела толстые чулки и кучу нижних юбок для тепла. Погода была суровой, и снова намечались дожди и ветер.
В комнату постучал Оливер, он принес мне новый плащ, отороченный мехом серебристой лисы, из-за чего он больше напоминал осеннее пальто.
Я даже не представляла, сколько денег потратил на меня мой жених за время нашей поездки. Мне даже было перед ним неудобно, но что я могла поделать, если я была бесприданницей в полном смысле слова. Кроме своих родителей в детстве, я никогда не была на содержании у других людей, поэтому чувствовала себя обязанной, и это чувство давило на мою гордость.
За моим окном мелькали деревянные дома с пристройками, кое-где обнесенные плотными заборами, каменные строения, принадлежавшие богачам, но тоже опасливо загороженные от посторонних глаз стенами. Все говорило об опасных годах Средневековья. Единственно открытыми – для всех желающих – были таверны и выбеленные церковные приходы.
Выезжающих из Манчестера проверяли строжайшим образом. Как я поняла, стражники был отдан приказ - найти убийцу какого-то зажиточного горожанина. Поговорив с Оливером и Джеком, один из стражников направился к моей карете. И мне вдруг это так напомнило фэйсконтроль на входе в клуб, что я невольно разулыбалась, и тут бородатая морда стражника, заглянувшая в мое окно, одарила меня ответной лучезарной улыбкой во все свои четыре с половиной зуба. Оливер, видевший все это, нахмурился и подъехал к нам. И, конечно, шутить со стражником я не стала, не желая злить барона.
Оставшийся до замка путь мы проехали без особых событий, за исключением одного из постоялых дворов, где как раз перед нашим приездом в пьяной драке ограбили и убили мужчину. С его спутницы, молодой девушки, требовали плату за комнату, которую они оба снимали, но у нее денег не оказалось.
На моих глазах ее в одном платьице вытолкали из таверны в холодную ночь, даже не позволив забрать свои вещи. Я подошла к хозяину и, спросив, сколько она должна, отдала долг за нее. Видимо, такое случалось редко, потому, что услыхавшие это люди были, явно, удивлены, даже Оливер всем своим видом показывал недовольство. Распорядившись, чтобы девушку привели обратно, я подошла к барону, желая предупредить его гнев:
– Оливер, если, не дай Бог, случится что-нибудь с Вами, то и я окажусь в таком же положении, как она. «Поступай с другими так, как хочешь,
Ответить ему было нечего, поскольку я уже изучила некоторые рычаги воздействия на него.
Вечером девушка зашла, чтобы поблагодарить меня, и я, интересуясь обстоятельствами ее положения, пригласила ее в комнату. Я давно не разговаривала с представительницами своего пола, и была рада поговорить с кем-то более разговорчивым, чем мой любимый мужчина.
Мою собеседницу звали Анной. Одета она была бедно, но отнюдь не выглядела нищенкой. У нее были миловидное личико и точеная фигурка. Как оказалось, она была младшей дочерью в семье небогатого торговца шерстью и недавней любовницей одного завидного богача.
С объявлением войны между Англией и Францией, начавшейся пять лет назад, торговые отношения ее отца с французскими партнерами дали трещину. Это было ощутимым ударом по их семейному капиталу. И отец решил двух младших дочерей – Анну и Катарину, хорошее образование которым он дать уже не мог – отправить в монастырь. Все оставшиеся деньги было решено поделить пополам и отдать в приданое двум старшим дочерям, удачное замужество которых обеспечило бы безбедную старость самим родителям.
– Мы с Катариной были, словно, лишними в этой семье. Я желала отомстить своим родителям и сестрам за такое равнодушие к нам. Я просто не представляю себя в монастыре! – заявила она, - как-то раз пришел ухажер старшей сестры Марии, за которого она собиралась замуж. Я заперла Жанну, вторую сестру, в ее комнате и вытащила из ее шкафа самое лучшее платье. В тот вечер вместо Жанны вышла на ужин я. Сама знаю, что вела себя плохо, но мне очень хотелось позлить родных перед тем, как они спровадят меня в монастырь.
Я строила глазки ухажеру Марии и его дяде, с которым он пришел просить руки Марии. Я откровенно рассказала об ужасном положении своей семьи, и во всеуслышанье заявила, что брак моей сестры с будущим женихом – не более чем выгодный расчет родителей. А, напоследок, я в красках описала безжалостность семьи по отношению ко мне и Катарине. В тот момент меня мало заботило, что будет со мной после ужина. Если будет мне плохо, то пусть будет и им сейчас.
Это была жестокая детская шутка. Жених Марии больше не приходил, зато его дядя Джон Вирт стал часто появляться поблизости от нашей лавки. Я помню, как еще во время ужина он с любопытством смотрел на меня и ухмылялся в усы. Однажды он предложил мне прогуляться по городу. Я не глупая и отлично понимала последствия таких прогулок, но все же согласилась пройтись. Вечером я сбегала к одной бабке и приворожила его. Я надеялась, что Джон заберет меня к себе.
Анна рассказывала об этом с нескрываемой гордостью, и в тот момент я подумала, что эта девица далеко пойдет:
– В общем, я первой из всех сестер почувствовала вкус взрослой жизни. Джон был женат, но часто меня навещал. Он говорил, что я похожа на кошку, и хвалился мною перед друзьями. За время войны он, в отличие от моего отца, сумел неплохо разжиться. Он ни в чем мне не отказывал, и я считаю, что я этого была достойна. Вскоре Вирт купил двухэтажный домик, куда часто приводил своих, как бы их назвать, компаньонов. Я была знакома со всеми его приятелями, и видела, что многим из них я очень нравилась, но ни один из них не стоил Джона. Пока я не увидела Франсуа... Его просто невозможно было не заметить, это был истинно французский кавалер. Я не знала ни его фамилии, ни где он живет, но все же призналась ему в любви и сказала, что пойду на все ради того, чтобы быть с ним. Вот тогда он и предложил мне интригу против Джона Вирта.