Невеста Крылатого Змея
Шрифт:
— Брось по батюшке звать, я еще не старик! Мать меня птичьим молоком вспоила, да на семи зорях росами с наговором умывала, такие как я по триста лет живут, не старея, а мне всего-то сороковой год пошел. Так-то, держи язык за зубами, болтлива не в меру. Муж строгий попадется, будет плеткой учить, не понравится!
Леда голову опустила, едва не плана. Обидно-то как, что такого она спросила, сущие пустяки, а туда же… мужем пугает. Не-ет, в этом мире невеститься уж никак нельзя, такие мужские экземпляры попадаются, дух захватывает. От габаритов и строгого нрава. И свекровушки все под стать. Того и гляди закоширяют молодушку.
— Ну, и чего надулась, как мышь на крупу? Не серчай, девка, я погорячился малость. Зовут-то тебя хоть как? Расстанемся, глядишь, даже имени твоего не знаю.
Леда рассмеялась, а ведь верно, за всеми утрешними хлопотами даже представиться забыла, а бабушка-то, кажется, даже не спросила вчера. И сама не назвалась…
— Леда я. Михайлова Леда.
— Ла-а-да… Красивое имя.
И впервые в жизни не стала девушка спутника своего переубеждать. Пусть для него она Ладой будет. Хоть горшком назови, только в печь не ставь. Так-то вот говорят старые люди.
Из лесу выходили долго. Леда уже притомиться успела, хоть и не раз устраивали привал, водой из ручья освежались, сидели молча на пнях, коих все больше на пути попадалось. Близко селение, люди лес рубят, строят себе домишки. Завечерело уже, когда вышли на поле, заросшее рожью, а на бугре чуть поодаль завиделось и жилье. Крепость, не крепость, что-то вроде небольшой заставы. Михей сказал, там две постройки в центре высокие, а вокруг словно по спирали много избенок попроще. Окружали поселение заборы в два ряда из крепких здоровенных бревен, заостренных кверху, раскаты надежные да не широкий ров.
— Я туда не пойду, — глухо сказал Медведь, — не нравлюсь я людям, да и они мне не по душе.
А вот здесь видно лукавил малость, потому, как почудилась Леде в его глазах безнадежная тоска. Всякому живому сердцу нужен друг для беседы доброй и «половинка» — пара, с которой можно разделить светлый день и темную ночь на двоих. Даже зверю в особое время нужна самка, а мужчине всегда нужна ласковая женщина. Михей же был человек-медведь и сам оттого страдал, что не мог найти по себе Единственную, для которой и дом выстроил, и заботиться бы хотел, только, где же она, хоть бы знать, что есть на белом свете, хоть бы одним глазком глянуть…
— Я подумал тут, на-ко, возьми хоть тамошним ребятишкам на забаву, не хочу более при себе носить. Тяжелы стали.
На раскрытой ладони, что протягивал Михей, лежали крохотные деревянные медвежата. Леда колебалась недолго, раз детям подарок, чего ж не принять.
— Это отец твой мастерил?
— Он самый, хотя я его и не помню. С рождения игрушки эти на мне были, вроде как оберег. А вторая матушка сказала — та мне Суженой станет, что не побоится принять медвежат да носить при себе. Я троим девкам уж их показывал, и все отказывались, кто в страхе, кто на смех поднял, да и тебе мои подарки не подошли. Знать, не судьба… Так пускай мальцы в Гнездовье потешатся. Мне уже ни к чему. И еще скажу. Если помощь нужна от меня какая, выйдешь сюда на край леса — покличешь по батюшке, так я сразу услышу и вскорести появлюсь. Ну, прощай пока, а уж коли Змеиный народ не поглянется, возвращайся ко мне, сестрой назову, никогда не обижу.
У Леды от этих слов в носу
— Ну, вот еще — реветь удумала, девка глупая, всю рубаху промочишь. Ну, будет, будет, ступай, раз решила.
Обнял легонько и тотчас от себя отстранил, поворачиваясь к лесу.
— Прощай и спасибо тебе за все! Непременно увидимся.
Леда проводила взглядом высокую, чуть сутуловатую фигуру Медведя, обулась, не спеша и, собравшись с духом, направилась в Гнездовье. Еще пока проходила поле, нарвала васильков, роняя на землю слезы. «Все как у нас, в России, и лес и дома-избы, на старые деревенские похожи. Может, и люди добрые попадутся. Даром, что Змеи, неужто в правду шипеть и кусаться будут? А вот того, Крылатого, я уже сразу боюсь, шибко грозным его Михей расписал. Каков-то у него еще младший братец, скоро поглядим…»
У тесовых ворот с башенкой наверху встретили Леду двое мужчин при оружии. Висели у пояса короткие мечи, да еще по ножу. Серьезные ребята, возраст не юношеский, безбородые оба, волос темный, глаза у одного чуть навыкате, у второго раскосые. Ростом не высоки, но видно, что крепкие, в силе, за себя постоять могут, да и не только за себя.
— Откуда идешь, девица? По какой надобности в Гнездовье явилась?
Леда прижала к груди букетик полевых цветов и, стараясь сдержать в голосе невольную робость, ответила:
— Зовут меня Леда, пришла я из леса. Родни у меня здесь нет, а потому хочу просить помощи и заступничества у вашего Князя. Иначе остается пропадать.
— Сирота, значит. Обидел, кто?
— «Заметно, наверно, что я сейчас плакала…» Бабушка Лесная сказала, что лишь Змеиный Князь мне может помочь, вот я сюда и пришла. Доложите обо мне вашему… главному.
Мужчины переглянулись, потом пристально на Леду уставились — «чудная девка».
— Слухай, а ты часом не колдовка будешь? Годар всех привечал, кто мог бы брата от Подземных чертогов избавить, тебе такое не под силу часом?
— Поговорить бы мне с ними, с братом, да с сестрой, — тихо протянула Леда, — я много чего знаю, может, и сама на что-нибудь вам пригожусь. Скоро ночь наступит, а мне деваться некуда, еле на ногах стою, пустите меня, пожалуйста.
Почти бесшумно приотворились перед ней ворота, один из стражников повел ее за собой, другой остался у ограды. Леда уже заметно прихрамывала, кроссовки пудовыми казались, больше всего хотелось просто лечь на какую-нибудь постельку и с головой укрыться. Как-то ее тут примут, а если прогонят с бранью, вон, уже чуть не признали за колдунью, как бы сжечь не надумали. Неизвестно, какие у них тут нравы да обычаи в обиходе… И что с того, что говорят на простом русском языке, только со старинными оборотами.
По сторонам Леда даже не смотрела, шла за провожатым, в землю потупившись. Замечала только боковым зрением, что народишко местный собирается, оглядывает ее, кажись, обсуждает чужачку. А потом послышалась приятная мелодия, будто кто-то неподалеку на дудочке играл, или на свирели. Девушка подняла голову и увидела на завалинке перед пятишатровым теремом пригожего молодого парня. Сидел он в окружении нескольких ладных девиц и держал у рта ту самую дудочку, снова собираясь играть.
Мужчина, что Леду вел, поклонился и молвил, заложив пальцы за широкий ремень: