Невидимки

Литтл Бентли

Прежде чем уйти и запереть дверь, он швырнул на пол ключ и карту.

— Теперь пути назад нет.

3.

Я был похож на внезапно разбогатевшего подростка или на простого человека, вдруг ставшего диктатором. Я упивался своими новыми возможностями, жадно питался обретенными силами.

Наверное, мы все испытывали нечто подобное, но никто никогда не говорил об этом. Эти чувства были ещё слишком новыми, слишком сильными и чистыми для нас и мне кажется, никто просто не желал их разбавлять, делясь с остальными. Что касается меня,

я пребывал в непрекращающемся восторге, я был счастлив, практически опьянён. Я чувствовал себя неуязвимым. Как и предсказывал Фелипе, погром в мэрии Оранж-Сити попал не только в местную газету, но и в «Таймс» и в «Вестник». Несмотря на то, что мы оставили свои отпечатки буквально повсюду: от двери чёрного хода, до разгромленных рабочих столов, несмотря даже на то, что Фелипе бросил ключ и личную карточку около лифта, несмотря на то, что мы разбросали по всему зданию свои визитки, во всех статьях указывалось на то, что у полиции нет никаких подозреваемых.

Нас снова проигнорировали.

Наверное, я должен был сожалеть об этом. Я воспитывался на уважении к чужой собственности и до недавнего времени даже помыслить не мог, чтобы разрушить что-то, что мне не принадлежало. Однако Фелипе оказался прав. Нарушение закона может быть оправдано, если оно ведет к искоренению ещё большего зла. Об этом знал Генри Торо [13] . И Мартин Лютер Кинг знал. И Малколм Икс. Гражданское неповиновение всегда оставалось частью американской традиции, и мы являлись единственными на сегодняшний день бойцами с лицемерием и несправедливостью.

13

Генри Торо (1817–1862) — американский писатель, мыслитель, борец за ликвидацию рабства в США.

Мне хотелось разнести что-нибудь ещё.

Что угодно. Не важно, что.

Мне хотелось ломать и крушить.

На следующий день мы снова собрались в моей квартире. Мы только и говорили, что о произошедшем, каждый вспоминал свой вклад в общее дело. Мало кто выглядел настолько воодушевленным, как Джуниор — наш новоявленный террорист. Он смеялся словно подросток, очевидно, произошедшее вчера стало для него самым важным событием всей жизни.

Фелипе стоял отдельно у входа на кухню. Я подошёл к нему и спросил:

— Что будем делать дальше?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Какие мысли?

Я медленно помотал головой, удивленный не столько его ответом, сколько отношением. Мы все были воодушевлены, были готовы действовать дальше, но Фелипе казался… Разочарованным? Усталым? Впавшим в скуку? Всё так и не так одновременно. Я посмотрел на него и меня посетила мысль, что он страдал от маниакально-депрессивного психоза. Впрочем, это ещё ничего не объясняло. Маниакально-депрессивное расстройство отличалось спадами и подъёмами в настроении. Середины не было и быть не могло. Фелипе же будто с ног на голову перевернули.

Мне кажется, он сожалел о случившемся.

Может, он испытывал то, что должен был испытывать я.

Мне же хотелось устроить ещё одну акцию, нанести империи ответный удар, однако я решил не торопить события. Слева от меня на столе

лежал «Вестник», раскрытый на странице развлечений. Я взял газету в руки и прочёл заголовок. На Фэшн Айленд в Ньюпорт Бич пройдёт серия ежегодных джазовых концертов. Мы с Джейн были там прошлой весной. Каждый год весь март и апрель по четвергам джазовые музыканты устраивали бесплатные выступления на открытой сцене.

— Дай, посмотрю, — сказал Фелипе и взял у меня газету. Оказывается, он читал, стоя за моей спиной и, видимо, что-то привлекло его внимание. Он внимательно прочёл страницу и по его лицу расплылась улыбка. Его глаза, ещё недавно тусклые и безжизненные, вновь ожили и загорелись.

— Да, — тихо произнёс он.

С газетой в руках он вышел на середину комнаты.

— Завтра идём слушать джаз! — объявил он.

Мы запланировали приехать пораньше, но когда мы, наконец, прорвались через пробку на шоссе, на часах было уже 17:50. Концерт должен был начаться в шесть.

Для зрителей были расставлены раскладные стулья, но их оказалось недостаточно и публика просто стояла вокруг эстрады. Мы встали возле магазина мужской одежды и наблюдали за проходящими мимо людьми. На концерт пришла красиво одетая успешная публика, то есть та категория людей, которую я всегда ненавидел. Все женщины обладали модельной внешностью, они носили короткие обтягивающие платья и дизайнерские солнечные очки. Мужчины все стройные, накачанные, просто лучащиеся успехом. И почти все обсуждали свой бизнес.

Оказывается, Фелипе почувствовал то же, что и я.

— Мерзкие твари, — сказал он, обозревая толпу.

Конферансье объявил коллектив и на сцену выбралась группа длинноволосых мужчин и коротко стриженых женщин. Заиграла музыка — какая-то смесь латинских ритмов и фьюжна. Я посмотрел на Фелипе. У него определенно был какой-то план, но в чём он заключался, никто из нас не знал. Когда он уверенно шагнул вперёд, я ощутил прилив адреналина.

Он подошёл к самодовольной женщине, одетой в теннисный костюм, которая с самого начала концерта без умолку болтала с одетой в такой же наряд дамой. Он посмотрел прямо на неё.

— Вы не могли бы замолчать? — жёстко сказал он. — Мы тут вообще-то музыку слушаем.

И влепил ей звонкую оплеуху.

Женщина была слишком шокирована, чтобы как-то реагировать и, к тому моменту как пришла в себя, Фелипе уже вернулся к нам. В поисках того, кто её ударил, женщина посмотрела на нас, над нами, мимо нас. В её глазах читался страх, правая щека налилась красным.

Вместе с подругой она пошла к охраннику, стоявшему около ограждений.

Фелипе ухмыльнулся. Позади меня захихикали Билл и Джуниор.

— И что нам делать? — спросил Джеймс.

— Делай, как я, — ответил Фелипе. Он нырнул в толпу и пошёл в сторону сидячих мест. Он остановился около молодого турка в ярком галстуке, который обсуждал с приятелем курсы акций.

Фелипе схватил молодого человека за волосы и резко потянул на себя.

Парень закричал от боли и принялся размахивать кулаками.

Стив ударил его кулаком в живот.

Турок упал на колени и схватился за живот, пытаясь восстановить дыхание. Его приятель испуганно посмотрел на нас и начал пятиться.