Незабываемые дни
Шрифт:
Трамвайные рельсы были погнуты, вывернуты в некоторых местах, трамвайные провода оборваны. Но тротуары подметены. По ним шли редкие прохожие. Штатские — торопливо, куда-то спеша. Они мало обращали внимания на руины, повидимому, давно привыкли к ним. Среди прохожих попадались немецкие солдаты и офицеры. Группы солдат, видно, ожидавших на станции отправки эшелонов, с любопытством осматривали руины, о чем-то оживленно говорили.
Несколько кварталов Надя и комиссар шли молча. И вдруг Надя заговорила — в голосе ее звучала явная тревога:
— Беда, Александр Демьянович!
— Какая беда? — встрепенулся он, вопросительно глядя на девушку.
— Вот видите! — она грустно показала ему на обычное пепелище, которых так много было в этом городе, что они уже никого не могли ни удивить, ни поразить.
— Тут жила она… сестра… — печально сказала Надя, заметив недоумевающий взгляд комиссара. — Сестра моя Галя…
— Понимаю, понимаю, Надя, — скороговоркой произнес Андреев.
Они несколько раз прошли мимо пепелища, остановились на минутку на другом конце улицы. Но немец, часовой, которого они не заметили в воротах дома, заученным тоном бросил:
— Назад! Не останавливаться!
И они пошли. Надя была совсем подавлена:
— Этак мы с вами, пожалуй, в беспризорные попадем. А при нынешних условиях это не совсем безопасно.
— Ну что же, в крайнем случае пойдем на вокзал, мы ведь как-никак транзитные пассажиры…
— Не стоит нам, Александр Демьянович, излишне бросаться в глаза людям. Однако подождите… — и грустное лицо девушки вдруг прояснилось, — мы попробуем пройти еще в одно место. Там живет одна знакомая рабочая семья. Если они не выехали из города, то пристанище нам будет обеспечено.
Вскоре они очутились на знакомой нам окраинной улице перед домом, где жил Игнат. На дверях не было замка. Надя вздохнула с облегчением, — наскучило бить напрасно ноги на тротуарах города. Они тихонько постучали в дверь. Немного спустя на пороге появилась старуха, пристально глядевшая на незнакомые лица. Это была старая Маслодудиха.
— Не узнаете меня, Максимовна? — весело спросила Надя. Та попрежнему строго всматривалась в лицо девушки, но вот старушечьи глаза потеплели и все черты ее лица расплылись в жалостную улыбку:
— Надя, кажется! В самом деле — Надя… и голос, и глаза ее… Но как ты повзрослела! Так заходи, заходите, пожалуйста… — приглашала она, заметив за спиной Нади ее спутника.
Надя вместе с Галей когда-то частенько наведывалась к Игнату, была в хороших отношениях и со старой Маслодудихой и с самим Маслодудой. Старая обняла Надю, расцеловалась с ней и все смотрела, вглядывалась, бросила пытливый взор на комиссара.
— Свой, Максимовна, свой!
— Так садитесь, добрый человек, в ногах ведь, как говорили когда-то, правды нет. Ах, правды, правды… Куда она девалась теперь, эта правда? А ты откуда это и куда собралась?
— Долго рассказывать, Максимовна. По делам, видишь, по делам.
— Какие дела могут быть нынче на белом свете? Чтобы не убили — одна только и забота. Живу вот да о сыне думаю, он где-то в армии. А тут и про мужика думай. Его же силой на завод потащили… — Старуха умолкла, недоверчиво взглянула на незнакомого. — Свой, Максимовна, свой человек, можете обо всем говорить!
— Да о чем говорить? Погнали танки ремонтировать и разные другие машины. И старых, и молодых погнали, и Игната твоего.
— Какого Игната? — Надя даже привскочила, пораженная последними словами.
— Какого такого? Того самого, к которому ты когда-то заходила.
— Так он здесь?
— А где же ему быть? Работает вместе с моим на заводе.
— Да он со мной домой шел!
— Шел, да не дошел!
— Конечно, не дошел, немцы его тогда схватили.
— Ну, от них он в ту пору вырвался. Вместе с моим из лагеря выпустили, когда всех минчан выпускали. Теперь и работает на заводе.
Немного спустя пришел Игнат. Вместе с ним явился какой-то парень, но, заметив чужих, тут же ретировался:
— Зайду уж к тебе в другой раз!
Игнат очень обрадовался приходу Нади.
— Ну, хорошо, что ты зашла.
Рассказал ей о всех своих приключениях у немцев после того, как они забрали его на переправе, о работе в лагере, в котором он находился.
— С этой работы они не нажились, однако.
Спохватился, начал расспрашивать о Ксане, о Васильке, о родителях.
И когда узнал о смерти матери и сестры, сразу притих, умолк. Как сидел за столом, так и застыл в этой позе. Окаменевшее лицо почернело. Безграничное горе светилось в глазах, на виске билась быстро-быстро еле заметная жилка и нервно вздрагивали уголки губ.
Старая Маслодудиха беззвучно плакала, уткнувшись лицом в подушку кушетки. Украдкой вытирала слезы Надя.
Чувствуя, как он вдруг ослабел, как дрожали руки и ноги, Игнат все же нашел в себе силы спросить Надю:
— Как там Василька?
— Василька молодец. Он с нашим Пилипчиком сдружился.
— Где он теперь? У кого?
— Он теперь у тетки Аксиньи живет.
— У Заслоновой?
— Да.
— А он?
— Кто он?
— Ну, Заслонов, Костя?..
Надя немного смутилась:
— Он? Что о нем говорить… живет… где-то работает, по специальности.
— Эвакуировался?
— Да… Нет… На старом месте… В депо своем…
— У немцев, выходит?