Нежность к мертвым
Шрифт:
гидрантов, заливающих женщин; крики выключенных телеви-
зоров, с которыми остывает у них внутри лампа, и с которой
гаснет изображение. У Лизы отросли корни. Лиза лежит на
сцене и гладит ножом — внутреннюю сторону бедра. Пахнет ее
незабвенный цветочек в темноте. И смешивается с запахом ее
волос и запахом ее красного жакета, рукава которого закатаны
до локтя. В ней ничего соблазнительного, кроме мускусного
телесного запаха, ночного воздуха, в котором
смешиваются, а затем, спарившись, разделяются. Кажется, в
зале никого нет, или кто-то есть, или Лизины тени пляшут,
когда она двигает голой коленкой или поправляет вельветовую
юбку. Ее туфли были бархатными две недели назад, но она
почистила их с кремом, и всякая приятность их ушла. Я знаю
ступни Лизы, мозолистые, уставшие слои кожи на ее ногах —
она вернулась ко мне две недели назад — и когда-нибудь уйдет
снова — и пока она здесь, рядом со мной — мне снится, как она
лежит перед другими мужчинами или пустым залом — ее ступ-
ни, и выше ее голени, и выше до самых колен тянется по ноге
ее кожа, хорошо мне известная. Женщина первой и бурной
желанности, растекающийся между ладонями образ, когда она
в объятьях моих или чьих-то еще бьется центральной жилой, и
319
Илья Данишевский
когда ее пользуют для мастурбации, точнее — когда ей мастур-
бируют. Она приехала в город в поисках ветра, и нашла, когда
он поднимает ей юбку, когда этот самый город за окнами и
стенами этого театра — она на остывшей арене лежит и чешет,
и режет себе бедро кухонным ножом (и это точно не нож для
вскрытия писем) — и нашла меня. Четыре года назад. Сила ее
лояльности была так велика, что мы трахнулись при первой же
встрече. Я был ее Мастером Украшений, я подарил ей — оже-
релье-монисты-серьги из дорогих камней, тем дороже — что
выкрадены они были у мертвых. Я ворочаюсь в полутьме, жара
пришла в город, и принесла — эти душные августовские сны о
женщинах. Помнится, в четырнадцать женщины плотно при-
шли в меня — таким же августовским сном, – женщины стали
приходить и уходить каждую ночь, лишь немного сцеживались,
когда мне доводилось в ночном воздухе после учебы подцепить
кого-то или же накопить денег на кого-то. Болезнь с четырна-
дцатилетнего воздуха преследует меня, каждую ночь, каждую
ночь, и не имеет ничего общего с множеством других болезней
моих сверстников… все мои чувства внутри меня — стали семе-
нем, то есть — не просто сексоголией, но замещением. Замеще-
нием других потребностей, замещением не мысли, но желания
шевелить мыслью, все мои мускульные усилия сползлись в
другие узлы, ночные рефлексы двигали мое тело
Св. Иоким.
Его дыхание медленно. Его дыхание, его размерные движе-
ния. Иоким коронован святым в подвальном помещении одно-
го из филиалов Расколотого Льва. Запах вульвы никогда не
тревожил его сердце. Замерзший Кай смотрит на потную от
жажды Герту на своем столе. Вначале он водит ножом по ее
ребрам, но этого недостаточно. Тогда он берет дрель, и оттяги-
вает ее сосок, чтобы пробить очередную дыру. 6 мм в диаметре,
главное вовремя убрать палец с курка, чтобы сверло не намо-
тало кожу. Она начинает кричать и дергать рукой, цепочка ее
кандалов мелодично звенит. Затем ее крик становится словами,
и Иоким разбирает «выколи мой блядский глаз», но это аф-
фект. В такой момент она понимает, что никогда не достигнет
рая, богатые девки никогда не достигают рая, сейчас ей кажет-
ся, стоит сверлу войти в глазное дупло — мир окрасится новой
320
Нежность к мертвым
радостью, но даже если Иоким дойдет до мозга — она не дос-
тигнет экстаза. Даже если рассверлить череп, выломать суставы
или раздробить молотком кости запястий. Поэтому он льет на
ее грудь «ананасовый бриз» и слышит, как она снова начинает
выть. Ее крик поднимается до потолка, наверное, разлетается
по всему городу. Из-за таких, как она, приходят эти истории —
призраки, чьи крики привлекают смерть, приводят смерть за
руку к постели матушки. Иоким знает, что на втором этаже в
женщину вдалбливают до посинения и спускают без страха
беременности. Закончившая германскую филологию в Прин-
стоне — давно уничтожила жизнь своей матки. Ее зовут Марта.
Марта Зипплер, двадцать шесть лет. По утрам она улыбается
Иокиму, и он знает, что у нее не хватает одного жевательного
зуба, а вместо клыков — импланты. По остальным зубам —
циркулярный кариес.
Мир, в котором живет святой Иоким, очень удобен — в не-
го никто не верит. Никто не может поверить. Не хватает силы
в сердечной мышце. Стоит рассказать о нем — обвинения в
гротеске, в вывернутом сознании. Город — это «маркетинг»,
«веселого позитивного утра», «реализация», «карьерная лест-
ница», «бракоразводный процесс», «таймменеджемент» и дру-
гое. Средневековое дыхание мира Иокима — забирает навсегда,