Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
– Ага. Проводите? Я только возьму, и обратно... Самолет через сорок минут.
– Кто же они вам?
– Бывшие друзья.
– А получше в этом городе па нашлось?
Она виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой, плотнее сжимая его руку.
Они пересекли площадь. У входа в камеру хранения Лютров вспомнил, что в последний раз дрался двадцать лет назад, и теперь прикидывал, кого следует уложить первым, если эта троица выкажет кулачные намерения. Решил гитариста, такие бьют в спину и не всегда кулаками. Валерия торопливо отдала служительнице камеры хранения бляшку,
– Ага, боятся, - шепнула Валерия, - и Владька тоже.
– Какой он?
– В куртке... Он у них хороводит. А этот, с гитарой, Митрофан, противный, как жаба.
Они вошли в зал. Валерия выбрала место поближе к трем, в новеньких мундирах, сержантам кавказского вида, игравшим в нарды, и облегченно выдохнула:
– Уф... Вот спасибо вам!
– Не на чем, - ответил Лютров, вглядываясь в покрасневшее от волнения лицо девушки, на котором сменялись выражения то непонимания, то заинтересованности, то доверчивого ожидания... "Господи, да откуда ты такая?" - думал Лютров, не решаясь ни уйти, ни остаться, ни даже отвести глаз от ее лица.
Она заметила его удивление и улыбнулась дружески.
– Вы летчик?
– она посмотрела на его кожаную куртку.
– Я не с вами полечу?
– На нашем самолете не возят пассажиров. Да и не попадете вы с нами в Энск.
– Откуда вы знаете, что я в Энск?
– Тетя Маша говорила.
Вот и первая шутка. Невесть какая, но была достаточной, чтобы их рассмешить. Лютров присел в кресло рядом.
– Я знаю. Вы прилетели на том, на большом?
– Да.
– А когда обратно?
– Может быть, завтра.
– Тогда не уходите, а? Пока я сяду в самолет? Тут хоть и милиция, а я все равно боюсь... Вам не трудно?
– Что вы! Но чем просто так сидеть, пойдемте поужинаем?
– А я успею?.. Правда, я сегодня еще и не обедала. Вообще все кувырком. Ночевала у тети Маши, днем просидела у девочек на работе. Никак не могла дождаться вечера.
Они поднялись в полупустой зал ресторана и сели за столик у окна, отсюда виден был, в конце ряда "Ли-2" их "С-44".
Она, проследив за его взглядом, спросила:
– Ваш?
– Да. Нравится?
– Ну и самолетище! Я таких и не видела... Ой, а мы не прозеваем?
– Нет... Скажите, пожалуйста, посадки у вас объявляются?
– спросил он у подошедшей официантки.
– Обязательно. По радио. Что будем заказывать?
Лютров посмотрел на Валерию.
– Мне... все равно, чего-нибудь.
Он заказал, что быстрее можно подать и съесть, - котлеты, по-киевски, бисквиты и кофе.
– Знаете, я впервые в ресторане.
– Не много потеряли.
– Нет, я потому... Вам со мною неловко, наверно?
– Неловко? Поглядите на моих друзей. Вон в уголке... Разве не видно, что они умирают от зависти?
– От зависти?
–
– А вы их позовите к нам.
– Не хочу.
Ее рассмешило выражение, с каким сказал это Лютров. В это же самое время Костя Карауш встал и с независимым видом вышел из ресторана.
– А что вы скажете им про меня? Скажите, что мы старые знакомые, ладно?
– Я так и решил. Что вы собираетесь делать в Энске?
– Работать. Я чертежница. До осени поработаю, а потом попытаюсь еще раз поступить в институт. В вечерний.
– Вы уже бывали в Энске?
– Да. Я там часто бываю. Целое лето жила, когда отчим уехал. Он и сейчас в отъезде, работает на севере. Приедет через год... Маме одной скучно.
– Вы бы вместе жили?
– А бабушка? Ей дом жалко. И не хочет она совсем. Когда я как следует устроюсь, я ее к себе заберу. Знаете, какая она хорошая... Я ведь без отца росла, возле нее. Невезучая, да?
– Почему? Я тоже рос без отца, видите, какой вырос,
– Ага, - сказала она и опять засмеялась. Но неожиданно смолкла.
За стулом Лютрова остановился Костя Карауш. То, что у него кто-то за спиной, Лютров понял по выражению веселого недоумения на лице Валерии.
Выждав, когда за столом замолчали, а Лютров повернул к нему голову, Костя склонился, как метрдотель на дипломатическом приеме, и, все еще держа руки за спиной, проговорил:
– Прошу прощения... Несколько мужчин, пожелавших остаться неизвестными, просили передать вашей спутнице... Вы позволите?
– Мы позволим, Валера?
– Позволим!
– В таком разе прошу!
– Костя вытянул руку.
– Ой!
В руках у него покачивалось несколько длинноногих красных тюльпанов.
– Ой, спасибо!.. Откуда они?
Костя сделал вид, что открывать тайну ему нельзя, приложил руку к сердцу и, очень довольный исходом миссии, отошел.
– Какой он потешный, этот ваш друг!
– Ага. Одессит, веселый.
– А вы где живете?
– В Энске.
– Вдруг встретимся!
Лютров написал на листке блокнота номер своего телефона и протянул ей.
– Это на случай, если вам опять понадобится провожатый.
– Я и так позвоню. Правда, у мамы нет телефона, но я из автомата, хорошо?
– Лишь бы было слышно.
– Знаете, хорошо все-таки, что я вас увидела. Мне теперь даже смешно, что я боялась, пряталась.
– Ну и слава богу. Я тоже рад, что увидел вас.
Пока они сидели за столом, и потом, когда он провожал ее к обтертому "ЛИ-2" и стоял у трапа в общей очереди, чувствуя безбоязненные прикосновения совсем освоившейся с ним девушки, Лютров проникся уже совсем родственной причастностью к ее отъезду, о чем-то тревожился, а в момент, когда она, еще не протянув руки за чемоданом, вопросительно поглядела на него, испытал такое сильное желание обнять ее, наговорить каких-то благодарных слов, что едва принудил себя отдать ей вещи, и при этом был так растерян, что не слышал сказанного ею на прощанье. А когда увидел ее поднимающейся по трапу, мучительно ждал, что она повернется на прощанье, кивнет ему, но она не повернулась и не кивнула.