Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
Сбавив скорость у отлогого спуска к реке, по дощатому настилу наплавного моста "Волга" выскочила на другую сторону.
Сразу за излучиной показались первые, совсем еще деревенские избы городской окраины. На одной из них вкривь и вкось плясали буквы: "Веселые ребята". Мощенная булыжником улочка намекала на сельское прошлое окраины городка.
Чем ближе подъезжали к дому Колчановых, тем сильнее хотелось узнать, там ли еще Валерия?
Мария Васильевна еще чаевничала.
– Садитесь, успевайте. Чай горячий. Мы перед вами тут с Валерией трапезничали. О вас говорили. "Я, говорит, уже познакомилась с ним".
– "Ну, говорю, и выходи за него замуж. В обиду не даст..." Она у меня от ухажеров пряталась, проходу девке просто не дают.
– Что, к матери собирается?
– Так сегодня и улетает... "Нужна, говорит, я ему".
– Во сколько самолет?
– В четыре или в пять. Сначала, говорит, к девочкам на работу зайду, а оттуда на аэродром. Лютров посмотрел на часы.
– Хорошая она девушка, - сказала Марья Васильевна.
– Ваша правда. Случится быть в Энске, заходите. Адрес и телефон я Петру Саввичу оставлю. До свидания.
Самолет прибыл после полудня. Кроме представителей завода двигателей и механиков, вместе с Даниловым и Гаем прилетел один из замов Главного тучный Разумихин, о котором в КБ сложилось мнение, как о человеке умном, несомненно правой руке Старика, но "не разумеющем политесу" в обхождении. Разумихин помнил Лютрова по работе на "С-04", они часто встречались в ту пору, и теперь, по прошествии многих лет, эта встреча и тон, в каком велась беседа, были отмечены налетом сообщничества, предполагающего, будто они знают друг о друге много больше, чем это может прийти в голову окружающим.
– Молодчина, - булькающим басом повторял Разумихин, хлопая Лютрова по плечу.
– И вы не лыком шиты, не растерялись. Так его разэтак! Кто штурман? Ты? Голова шурупит... Ну пойдем глядеть. Поглядим, поматерим двигателистов да будем решать, как дальше жить.
Гай, склонившись к земляку Косте Караушу, слушал подробности полета, наверняка обращенные Костей в анекдот.
Высокий узкоплечий Данилов долго не отпускал ладони Лютрова и, как всегда, без тени улыбки высказал свои соображения:
– У меня было время узнать кое-что об этой полосе и рассмотреть ее с воздуха. Минимум необходимой длины для "С-44", но не это самое страшное, скажу вам по секрету. Толщина бетона не должна была выдержать машину. Вас выручил лессовый грунт.
Дождавшись своего времени, Гай взял Лютрова под руку и, принудив его поотстать от всех, негромко спросил:
– Данилов сказал тебе о "девятке"?
– Нет.
– Он назначил тебя на доводку "С-14". Перегонишь этот дормез и принимайся за дело.
Это было самым неожиданным из всего, что он услышал сегодня.
После катастрофы "семерки" на коллегии министерства ставился вопрос о целесообразности дальнейших испытаний "С-14", высказывались сомнения в верности самой "идеологии" конструкции, которая-де не радует пока ожидаемыми летно-техническими данными. Возобновление работы после длительного запрета значило, во-первых, что Соколову не просто было убедить коллегию дать добро на доводку самолета; во-вторых, от результатов испытаний "девятки" зависит не только авторитет КБ Соколова, но, что на порядок важнее, сроки запуска в серию первого сверхзвукового самолета подобного класса. Неудача перечеркнет труд тысяч людей, вынудит начать разработку проекта машины заново, а для этого нужно время.
Если в такой ситуации Данилов назначил ведущим летчиком "С-14" Лютрова, а не того же Долотова, обладающего, несомненно, большим опытом работы на машине, то причиной тому или какие-то особые соображения начальника отдела летных испытаний, или не обошлось без доброжелателей.
– Ты руку приложил?
– спросил Лютров Гая.
– Бог с тобой, Леша! Ни сном ни духом!
– ореховые глаза Гая погрустнели.
– Ты что, не знаешь Данилова? Он то едва шевелится, шага не ступит без "расширенного заседания", а то вдруг - бац!
– "примите к сведению, Донат Кузьмич". Кстати, а почему бы и нет?
На недолгом совещании перед отлетом Разумихин объявил, что все присутствующие, в том числе "эти, трам-тарарам, бракоделы-двигателисты", пришли к заключению, что после установки нового стыковочного хомута машину надлежит перегнать па аэродром базирования и поставить для смены двигателей. А поскольку у экипажа нет возражений, командиру корабля предоставляется право определить время отлета после окончания ремонтных работ.
Сразу же после совещания Разумихин, Данилов, Гай и несколько представителей завода отправились к ожидавшему их "Ил-14".
Возвращаясь со стоянки "С-44", Лютров зашел в здание аэропорта.
Народу в зале ожидания было немного. У двойных стеклянных дверей выхода на привокзальную площадь Лютров столкнулся с ребятами из экипажа.
– Леша, перекусить не желаешь?
– спросил Карауш.
– Вы ужинать? А куда?
– Здесь на втором этаже ресторан! Шашлык, цыплята, телятина... Почти как в Одессе.
– Хорошо, я только загляну в гостиницу, вымоюсь.
– Вылет на когда?
– спросил Саетгиреев.
– На завтра, если все будет в порядке.
– По холодку?.. А то полоса в обрез, - сказал Чернорай.
– Полосу отремонтируют, я узнавал.
– Мы пошли...- сказал Карауш.
Они направились по широкой лестнице на второй этаж, а Лютров, шагнув было к выходу, почувствовал на руке выше локтя чьи-то цепкие пальцы.
– Проводите меня в камеру хранения, а?
– Валерия!
– Здравствуйте!
– Здравствуйте!
– Лютров растерялся.
– Куда вас проводить?
– В камеру хранения, я чемодан возьму.
– Это где?
– Вот там, через площадь. Я боюсь, там парень... Владька. Он вообразил, что может... командовать. Не хочет, видите ли, чтобы я улетала... А я к маме.
Она смотрела то на Лютрова, то на трех парней, мирно стоявших на углу небольшого зарешеченного здания камеры хранения. Один из троих, маленький, лохматый и горбящийся в блатной манере, бренчал на гитаре. Двое других с нарочитой ленцой поглядывали по сторонам.
– Эти?
– спросил Лютров.