Нежные листья, ядовитые корни
Шрифт:
Где-то вдалеке вскрикнула ночная птица и тут же смолкла, словно испугавшись звука собственного голоса.
– Самым сложным оказалось не выпрямиться во весь рост на поле боя, – сказала Маша. – Гораздо сложнее – признать, что поле боя существовало.
Я сливаюсь с ночью, я плачу разными голосами. Стон дерева – это мой стон. Крик птицы – это мой крик.
Но дозваться этих троих я не в силах. Одна временами чувствует меня на границе своего сознания, но сразу же отворачивается,
Не уезжайте, прошу я. Найдите ее! Вы подошли так близко! Она собирается бежать, и я не смогу последовать за ней.
Не позволяйте ей остаться безнаказанной.
Вещи ее собраны. Предлог для отъезда найден. Осталось забрать фотографии из тайника и уничтожить их. Четыре общих снимка, на которых ее, пусть с трудом, но все-таки можно узнать.
Я лечу над чернеющим от старости снегом и слышу, как подо мной шевелятся корни деревьев. Соки земли начинают пробуждаться. Там, внизу, медленно рождается жизнь.
Но оттуда же властно тянет к себе и небытие. Слишком долго я задержалась здесь, когда меня убили. Жажда мести наполнила меня тяжестью, словно лодку набили грузом и привязали к берегу. Небесная река все дальше и дальше.
Не пристало душе после смерти заниматься суетными делами, и теперь я это осознала сполна.
Боюсь только, слишком поздно.
Глава 18
Маша проснулась от того, что в незашторенное окно светила луна. Мутная струйка разбавленного молока тянулась с небес и брызгами ложилась на затененную стену.
Она поднялась и, осторожно переступая босыми ногами через разбросанную одежду, приблизилась к окну.
В лунном свете деревья казались облитыми гудроном. Черные макушки лаково блестели, черные ветки не шелохнулись. Маша даже непроизвольно принюхалась. Нет, конечно же, это вовсе не тот знакомый с детства запах. Из приоткрытой форточки тянуло далеким рассеявшимся дымом и талой водой.
Маша набросила на плечи кофту. Только ли лунный свет разбудил ее? Кажется, ей что-то снилось, но на границе яви сон растворился и ушел, как вода в песок.
Или это был вовсе не сон, а какая-то мысль?
Маша застегнула кофту, обернулась на мужа. Сергей, привольно раскинувшись, крепко спал. Чувство тревоги не оставляло, только усилилось. Некая мелочь ускользнула сегодня из поля зрения, сущая ерунда, на которую не стоило обращать внимания – и она не обратила.
Отчего же теперь это кажется таким важным?
Маша методично принялась вспоминать события дня. Разговоры, встречи, поиски… Ей смутно мерещилось, что это как-то связано с лунным светом, но поймать эту связь ей не удавалось.
С четверть часа Маша рассматривала неподвижный лес, но, убедившись, что не в силах ничего вспомнить, сдалась. Ноги озябли, из щелей в окне тянуло холодом. Поежившись, она пошла к кровати, не отказав себе в удовольствии наступить на лунную дорожку.
И замерла.
Неуловимая
Маша бесшумно и быстро подбежала к окну. Вон оно! Бледно-желтый ноготь луны прижимает макушку самого высокого дерева в парке. Это ель, под которой нашли Лосину. Когда они подошли к телу, в ветвях что-то блеснуло.
«Я подумала – солнечный луч. Но сегодня не было солнца».
Почему-то это казалось очень важным. Солнца не было! Так коротко, как вспышка, мог сверкнуть серебристый фантик. Или что-то другое…
Наверняка оперативники при осмотре места происшествия все нашли, успокоила себя Маша. Второе преступление за такое короткое время! Несомненно, они были очень внимательны.
Если в ветвях вообще что-то было. «Мне могло просто показаться».
С этими мыслями она вернулась в постель, говоря себе, что немедленно уснет.
Десять минут спустя Маша села, как лунатик, и позвала:
– Сережа!
Муж выразительно засопел.
– Сережа, мне нужно кое-что проверить! Ты пойдешь со мной?
Бабкин залихватски всхрапнул. Трактовать это можно было единственным образом, но Маша сделала третью попытку: потрясла мужа за плечо.
Тот перекатился на другой бок и сделал жест, словно отгонял муху.
– Я скоро вернусь, – предупредила Маша, наклоняясь за тапочками.
За стойкой никого не было. Она на ходу застегнула молнию на куртке до самого горла, пониже натянула шапку и все равно, выйдя наружу, словно в погреб провалилась. Ух, как холодно!
Маша оглянулась на слабо освещенный холл за спиной. По-прежнему никого… Но она собиралась только добежать до ели и быстро вернуться обратно, если ничего не найдет.
«А я, конечно же, ничего не найду!»
Ночного парка Маша не боялась: близость людей успокаивала. К тому же в руке она сжимала телефон, на котором предусмотрительно включила фонарик. Попрыгав на месте, больше для уверенности, чем чтобы согреться, она решительно пересекла площадку и углубилась по дорожке в парк.
Ноги скользили по подмерзшему снегу. Пройдя половину пути, Маша обернулась. Стеклянные фонари разливали перед «Тихой заводью» не свет, а яблочный сок – тот самый, из трехлитровой банки, желто-зеленый, без гущи. Этого сока набралась целая лужа на ступеньках и асфальте. «Когда вернусь в город, куплю себе такую банку, – подумала Маша. – И выпью в одно рыло».
«В одно рыло» – это было одно из выражений мужа. Маша прибегала к ним, когда чувствовала себя не совсем уверенно. Как сейчас. Из окна спальни парк казался более… безобидным. И луна была ближе, и световая дорожка разливалась шире и ярче. А здесь, среди деревьев, снег изредка тускло вспыхивал, но сразу гас. И деревья… Их как будто стало больше, чем днем. Маша понимала, что это глупости, не выросли же они за ночь! Просто кажется, что их целый строй и они перешептываются друг с другом. Кого, мол, сюда принесло? И какого черта?