Незваные гости
Шрифт:
– Уверяю вас, Сюзи, я ее не знаю, это было не в мое время.
– Вы думаете? А я была уверена!…
В голосе Сюзи чувствовалось разочарование…
– Может быть, отдаленно… – Ольга совсем не помнила девушки, которую Сюзи назвала мямлей, но ей хотелось наконец узнать, в чем же дело.
– Видите ли… – голос Сюзи пропал.
– Алло! – сказала Ольга.
– Да, да, я у телефона… Одну минуточку! Вы не могли бы заехать ко мне? Я была бы так рада вас видеть…
Что же… Который теперь час? Шесть часов? Хорошо. Она выезжает. Ольге совершенно нечего было делать. А время не шло, оно стояло как вкопанное.
Особняк Сюзи можно было принять за антикварный магазин, из тех, очень дорогих, что на набережных или на улице Фобур Сент-Онорэ. Ольгу всегда подмывало осведомиться у Сюзи о цене мебели и прочих предметов – как это иногда случается, когда заведомо известно, что цена тебе не по карману, но уж очень все красиво! В этом доме не оставалось ничего, что могло бы напомнить Ольге те дни, когда она здесь жила; и каждый раз, как она попадала к Сюзи, дом бывал обставлен по-новому. На этот раз бывшая английская гостиная превратилась в очень светлую гостиную Людовика XV, кресла и кушетки были обиты материей, затканной птицами в гирляндах цветов. Расшитый крестиком ковер – букеты по белому полю – был так красив и изыскан, что на него страшно было ступить. Даже камин был другой, прелестный, из белого мрамора с бронзой. Ольга любовалась им, и Сюзи сказала с легким вздохом, что все это должен увезти с собой американский клиент… Да, даже камин. А Сюзи ничуть не изменилась. По-прежнему выхоленная, причесанная волосок к волоску, одетая в хорошо сшитый светлый костюм… рядом с перстнем-печаткой на мизинце она носила теперь на безымянном пальце обручальное кольцо и перстень с большим бриллиантом.
– Серьезно, Ольга, вам не слишком плохо было на ферме? У меня угрызения совести… В прошлом году жильцы уехали в середине лета, но я думала, что они слишком привередливы…
– Напротив, мне там было очень хорошо. А сейчас мне лучше в Париже.
– Ах, так! Ну прекрасно. Хотите оранжада? В такую жару…
– У вас прохладно, – сказала Ольга, выжидая, когда Сюзи наконец решится попросить ее о том, о чем она хотела ее попросить.
– Да, но все-таки в Довиле лучше… Правда, ужасная история? Женщина, покушающаяся на самоубийство на другой день после родов?
– Мне ведь эта история неизвестна.
Сюзи посмотрела на нее и улыбнулась:
– А вы все та же, Ольга! Все та же невозмутимая красавица. Но как вам идет загар! Да, это ужасная история… Бедная Марта не хотела убить своего ребенка… мальчика… Мне рассказывали, что когда князь, этот старый циник, получил телеграмму, он стал страшно ругаться по-русски… говорят, что в русском языке есть ужасающие ругательства! Это правда? Он проклинал своего сына! Проклинал все на свете… Марта замужем за сыном князя, я не помню, успела ли я вам об этом сказать.
– Какого князя? – спросила Ольга, перебивая Сюзи.
– Да князя Н…! Это поразительная история.
И Сюзи рассказала Ольге то, о чем князь поведал Дювернуа в тот день, когда они завтракали вместе в русском ресторане: как женщина, которую князь очень любил, бросила его, оставив ему сына, как князь избавился от этого ребенка, Феди, поручив его своим старым слугам, как эти слуги прикарманивали деньги князя и плохо обращались с его сыном… Потом они поместили Федю в русскую школу, но он ее не кончил, его выгнали… Федя – хулиган, человек порочный. Князь мстил сыну за мать, а теперь пожинал плоды своей мести… Федя – игрок, он слоняется по Монмартру, занимается темными делами и живет на случайные доходы. Ко всем его делам-делишкам примешивается политика, ненависть к коммунистам, и не только к коммунистам, но также и к французам… Однажды летом Федя поехал отдохнуть к своим приемным родителям, которые купили домик в Бретани. Марта, дочь владельцев замка, была уже не первой молодости… Федя, вдруг решив зарабатывать себе на жизнь, поступил в замок помощником садовника и… сошелся с Мартой.
– Как странно… – равнодушно сказала Ольга.
– Не правда ли? Вы не помните Марты, но это очень на нее похоже! Блюсти себя до тридцати лет, чтобы отдаться этому негодяю только потому, что она приняла его за рабочего! Если бы еще это был настоящий рабочий, но нет, несчастная Марта всю силу воли употребила, чтобы сделать как раз обратное тому, чего хотела! Она жила в замке круглый год, родители ее там буквально заперли, так они боялись ее воззрений… Во время войны она помогала Сопротивлению и в результате вступила в коммунистическую партию… Но у нее не хватало силы воли, чтобы вырваться из замка! Когда Марта объявила родителям, что она беременна и что ее любовник – помощник садовника, они немедленно согласились на брак. Все знали, что это за садовник, все знали, что у его отца огромное состояние, все, кроме Марты.
Сюзи помолчала. Но Ольга ничего не спрашивала… Тогда Сюзи возобновила рассказ: в мэрии, когда Марта узнала, что ее будущий муж – князь, она едва не упала в обморок… Все наоборот! Марта искала «прекрасного» рабочего, а «принцы» вызывали у нее отвращение… У этой сумасшедшей хватило решимости только на то, чтобы отказаться венчаться в церкви, она угрожала устроить там публичный скандал. И вдруг, без всякого перехода, Сюзи спросила:
– Ольга, вы бы не отказались повидаться с князем?
– Зачем? Я знаю этого господина.
– Вы знаете князя?
– Да, по слухам!
Сюзи почувствовала себя на зыбкой почве, что-то тут было не ладно… Однако ей хотелось оказать князю услугу: среди прочих благодеяний он направлял к ней клиентов. А князь хотел встретиться с Ольгой. Сюзи сказала наугад:
– Ольга… Я не знаю, что вы слышали о князе. Это просто очень несчастный старый человек.
По правде говоря, она боялась Ольги. В глубине души она всегда испытывала перед Ольгой своего рода страх… ее пугала биография Ольги, пугали ее поступки, невысказанные мысли… И в данный момент Сюзи положительно не знала, как ей быть.
– Пусть войдет, – сказала Ольга.
Сюзи была потрясена… Откуда Ольга знала, что князь здесь, рядом? Она ничего не сказала, встала и открыла дверь в бывшую маленькую гостиную, а теперь столовую, обставленную мебелью из желтой полированной вишни.
Князь величественно вошел и издали поклонился Ольге:
– Ольга Александровна… Оля! – сказал он, тяжело дыша.
– Опять вы… – сказала она.
– Оля… Жена моего сына при смерти… и она сходит с ума. Ей хочется увидеть кого-нибудь из «товарищей». А ее муж отказывается идти за… ну! как бы вы их там ни называли… Я не знаю никого, кто мог бы говорить с ней на ее языке. По дороге в Париж мадам де Маллар, Сюзи, случайно мне рассказала, что она сдала вам ферму. И я подумал… Ведь и ваша жизнь… вам тоже жилось не всегда легко… Я подумал, что, может быть, вы сможете понять Марту, поговорить с ней. Я не знаю ни одного коммуниста.
– Это нелепо, – сказала Ольга, – вы и меня не знаете.
– Оля! Я тебя знаю…
Больше четверти века прошло со дня последней встречи Ольги и князя. Именно князь был возле ее отца, когда тот бежал. Именно он занялся потом Ольгой, ее документами, ее учителями, ее замужеством. Это тяжелое лицо с черными глазами навыкате под черными выгнутыми бровями, с очень резко очерченными губами, с двойным подбородком было как бы лицом ее несчастья. Теперь этот Петр Великий стал стариком, у него седые волосы и живот, как бочка… Да, вот уже четверть века прошло с тех пор, как Ольга ушла из навязанной ей жизни, просто взяла и ушла, даже не хлопнув дверью. Первые двенадцать лет, прожитых в Советском Союзе, оставили на Ольге более глубокий след, чем все то, что ей пытались внушить позднее, чем все то, что пытались предпринять, чтобы дать ее жизни определенное направление. Князь смотрел на эту высокую женщину, прислонившуюся спиной к камину, и ему вспоминалась та совсем молоденькая девушка в глубине парка в Ницце… Это было сразу же после бегства ее родителей, их спрятали там, на этой расположенной около русской церкви вилле, окруженной огромным парком… Он, как сейчас, видел Ольгу в желтой аллее мимоз… ах, как она была хороша в четырнадцать лет! Фигура, как у мальчика, как у маленького гимнаста… и прелесть, нежное очарование… Ему слышался ее крик: «Опять вы, всегда вы, везде вы!…» Щенок, бросившийся к ногам Ольги, отвел выстрел: она стреляла из маленького револьвера. Если бы не щенок, она бы наверняка ранила князя, может быть, даже убила бы его. Князь понял тогда, на что способна женщина, когда ее страстная политическая убежденность наталкивается на преграду… Так по крайней мере объяснил себе князь чувства Ольги. И он говорил тогда, так же как повторял это и теперь, что в его время одна лишь любовь могла довести женщину до преступления. И вот его невестка, раздираемая противоречиями между любовью и убеждениями, покусилась на самоубийство… Да, если бы не щенок… Отец Ольги прибежал слишком поздно: когда он схватил дочь за руку, она уже выстрелила.