Ни капли волшебства
Шрифт:
— Леша позеленел, — пробормотала Лиз, — ты собрался умереть до того, как мы разобьемся? Счастливчик!
— Честно признаться, я тоже не вижу иного выхода! — отозвался Морокл.
Крюков шумно выдохнул, стараясь удержать тугой комок в себе:
— Вот так живешь себе, никого не трогаешь, а потом вдруг… и надо было мне спасать этого старикашку!
— Помяни мое слово, ты еще не раз проклянешь ворлузиан! Они созданы для того, чтобы творить зло!
— А ну заткнулись там! — прикрикнул пилот, — курить мешаете!
— Мне теперь
— Что касается меня, то я еще собираюсь побороться! — заметила Лиз, — дорогой, нельзя вести себя как влажная половая тряпка!
— Тогда буду вести, как сухая!
Самолет ощутимо тряхнуло. Крюков почувствовал, что отделяется от стенки, и в это же время упал лицом вниз и покатился по самолету, вслед за летающими туда-сюда ящиками, железяками и прочей дребеденью, какой имеют обыкновение забивать пустое пространство летчики. Следом за Крюковым не удержал равновесие и Морокл. Только Лиз (вообще находившаяся в более выгодном положении) сохраняла вертикальное положение.
— Если будет так продолжаться… — начал Морокл, прервавшись на легкое столкновение с ящиком, — то мы вывалимся прежде (столкновение с инструментами), чем долетим до вражеской территории.
— Гудит что-то… — заметил Крюков, больно приложившись плечом о железный складной стульчик, — слышишь?
И действительно. Где-то внизу, в брюхе самолета, протяжно, с подвывом, гудело.
— Я конечно не летчик, — произнес Морокл, перекатываясь мимо Крюкова, — но мне кажется, что с нашим самолетом что-то не так.
— Зная военных… — весомо заметил Крюков, который, правда, в армии не служил, но был о ней хорошо наслышан.
И в это время пилот-самоубийца выплюнул сигарету и громко запричитал:
— Забыл! Совсем забыл!
— Маршрут? — едко ввернула Лиз.
— Нет! — перед тем, как укатиться в угол, Крюков усел заметить, что перекошенное гневом лицо пилота повернулось к ним, — самолеты стояли на проверке! Сегодня в обед мы должны были совершить пробный вылет на местности! Баки заправили только на четверть! И я только что израсходовал последний литр! Непростительная оплошность с моей стороны — забыть посмотреть на приборы! Смерть мне! Неминуемая смерть!
— То есть, ты хочешь сказать, что мы не долетим до места назначения? — уточнила Лиз.
— Не совсем! Вы разобьетесь прежде, чем долетим, потому что топлива осталось всего на несколько километров!
— То есть, — повторила Лиз, — сейчас самолет начнет стремительно падать?
Пилот кивнул. В следующий момент самолет стремительно накренился. На короткое мгновение все предметы в самолете взмыли в воздух. Крюков почувствовал, что ударяется макушкой о потолок. Снизу в него уперся большой деревянный ящик. Где-то неподалеку заверещал Морокл:
— Я еще не совершил свою самую выгодную сделку, чтобы умирать вот так!!
— Минуту назад ты был готов умереть!
— Я
А потом они все вновь рухнули на пол. Даже Лиз, которая все-таки не смогла удержать равновесие. Пилот, чертыхаясь, вывалился из кресла и пополз куда-то в сторону, к железному шкафчику, встроенному в стену.
Самолет резко накренился вперед. Крюков покатился в сторону кабины.
Кое-как добравшись до шкафчика, пилот резко распахнул его и принялся рыться, раскидывая в стороны ненужное тряпье и предметы. Найдя что-то, он возбужденно крикнул и стал натягивать на плечи земельного цвета рюкзак.
— Парашют! — взвыл Морокл, лежащий около Крюкова в неестественной позе, — ты говорил, что не вынесешь позора! Прыгай так! Оставь парашют нам! Самоубийцы так не поступают!
— Я подумал и решил, что переносить позор лучше у себя дома, подальше от того света, — огрызнулся пилот, — знаете, быть самоубийцей оказывается довольно страшно. Особенно, когда самолет падает! — натянув парашют он медленно пополз к двери, поскольку передвигаться ногами было уже практически невозможно.
— Возьми нас с собой! Я тоже хочу переносить позор где-нибудь подальше отсюда.
— На тебе печать не позора, а преступления! Тебе суждено умереть за свои поступки, а не во имя их! — в страхе пилот заговорил совсем уж непонятные вещи.
— Тогда развяжи нас! Я хочу принять смерть, глядя на нее в окно иллюминатора, а не в стенку металлического ящика!
— Не имею возможности.
— Помоги хотя бы женщине! Ты же благородный человек! Я вижу! Женщин спасали всегда! Ну же!
— Разве среди вас есть женщины? — удивился пилот, возясь с лямками парашюта.
— А я?! — возмущенно прикрикнула Лиз, — разве по мне не видно? Посмотри сюда! А сюда! А еще сюда посмотри!
Пилот рассеянно пробежал глазами по Лиз. Самолет тряхнуло. Едва удержавшись на ногах, пилот махнул рукой:
— Ладно. Держите, — швырнул на пол нож, распахнул дверь и выпрыгнул из самолета.
Крюков, Морокл и Лиз уставились на нож. Дотянуться до него ни один из них не имел возможности, хотя бы потому, что все они находились гораздо ниже.
— Господа! Если мы в скором времени не перережем веревки, то помрем все! — сказал Морокл, — Леша, сможешь подползти ко мне?
Крюков молча оттолкнулся боком от стены и прокатился до Морокла.
— Отлично. Теперь ты, Лиз. Если подкатишься ближе, то мы сможем выстроиться в цепочку, я дотянусь до ножа и освобождю… освободю… всех!
— Дорогой мой. При всем моем уважении к тебе и к нашим детям я ни разу не замечала за тобой стремления к совершению подвигов!
— Речь идет о моей собственной шкуре! Катись сюда, Лиз!
— О, зайчик! Я так люблю, когда ты сердишься!
Самолет вновь тряхнуло. Похоже, он продолжал планировать на своих широких крыльях и, благодаря небольшому весу, падал не столь стремительно. Но все же следовало торопиться.