Ничего, кроме любви
Шрифт:
Брат шепнул, что она самая красивая на вечере, а потом познакомил сним…
— Крис, это Максим Игоревич. — Стасик так и сиял. — Он поможет нам навсегда уехать в Штаты! Представляешь?
Это была его мечта. Не её. Но Крис поддерживала стремление брата: он горел этой идеей с самого детства. Учил английский, смотрел фильмы, рисовал всюду звёзды и полосы…
— Брат сказал мне, что вы — успешный бизнесмен.
Макс уверенно вёл её в танце, а Кристина чувствовала себя Золушкой, которая
А они со Стасиком так нуждались в деньгах…
— Я продолжил дело отца, — сказал Горских. — И преуспел.
— И чем же вы занимаетесь?
Макс улыбнулся ей так лучезарно, что у Кристины перехватило дыхание, а ноги чуть не подкосились.
— Не хочу говорить о делах в такой чудесный вечер. — он наклонился к её уху. — А уж рядом с вами вообще о делах не думается.
Крис рассмеялась. Тогда она еще умела смеяться…
Она долго держала Горских на расстоянии. Без какого-либо умысла: просто не хотела торопить события. он нравился ей. очень. Но Кристина решила дождаться самого особенного момента.
И дождалась…
— Ваш брат задолжал мне определённую сумму. — Макс смотрел на неё с той же теплотой, как и тогда, когда они впервые встретились. И голос его звучал нежно. Участливо. — Как вам удобнее расплатиться, Кристина? Сразу, или частями?
А потом он назвал цифры, и она расплакалась.
Ну а потом…
Встань, как мне нравится. Не так, а вот так. Кто твой хозяин? Кто?
Работай, сучка! Соси! Во-о-от, хорошо. Молодец. А теперь — глотай! А ну глотай!
Убери руки, еб#@$ная сука и сопли утри. Потерпишь. Расслабь булки. Расслабь, я сказал! Сейчас растяну твою узкую жопу.
На колени, шалава! Кто твой хозяин? Кто? Кто? Кто?!!!!
Он бил её. Насиловал. Держал пленницей в своём особняке. Сделал из неё шлюху, а потом…
Убийцу…
Но Антоша прав… Выбор есть всегда. И почему она раньше не решилась?
Потому что до последнего надеялась на брата…
Лезвие оставило на коже красный след, но Крис была уже слишком пьяна, что бы чувствовать боль.
Вот так. Хорошо.
Голова кружится. Глаза слипаются. Кровь капает. Голос Макса грохочет в голове и вдруг пропадает. Всё пропадает. Растворяется. Темнеет. Тускнет. Исчезает. Тает, как снег под весенним солнцем…
Ничего нет…
Нет боли. Стыда. Вины. обжигающей ненависти и несбывшейся любви.
Ничего.
Кристина провалилась во мрак. Она летела вниз, как, наверное, летела
Звонок. Долгий. Настойчивый. Но звучит издалека — еле слышно. Как еле слышно стук и крик:
— Кристина! открой! А ну открой!!!
А ну глотай…
В голове всё перемешалось. Кто это? Макс?
Зачем он пришёл?
Ты опоздал, Макс. Я больше не твоя…
Захотелось рассмеяться, но для этого нужны губы, а их нет. Как нет рук, ног, головы… Больше нет тела. оно растаяло, как и всё остальное. Растворилось в этой ванне, полной красной, порядком остывшей, воды…
— Крис! открой, ёб твою мать! Немедленно открой, дура!
Нет. Не открою. Прощай, Макс. Прощай навсегда. Я теперь свободна…
Глухой удар. один. Другой. Третий.
Грохот.
Ругань.
Трёхэтажный мат…
И вдруг Крис взлетела. Сильные руки подняли её в воздух, но сопротивляться она не могла: не было сил. Совсем.
— Ох ты ж ё#@$ый в рот! — это не Максов голос. Это тот, другой… — Ты чего себе удумала, клуша моя?
Моя?
— Охерела в конец? Бля-я-я-я… Что ж делать-то?
Он тряс её и звал по имени. Тряс и звал. Иногда она слышала. Иногда нет.
— Крис! Крис! очнись! А ну очнись!
А ну глотай…
— Н-не-е-ет… — из последних сил выдавила она.
— Не смей умирать! — Её прижали крепко-крепко, и она ощутила запах. Мужской запах. Но не тот, который хотела содрать с себя вместе с кожей. Другой. — Слышишь ты? Не смей умирать. Не смей! Это… приказ!
Он
Так же, как с Лёхой…
Чёрт побери, сейчас всё точно так же, как тогда с Лёхой!
Без орла, ущелья, боевиков и растяжек, но…
От меня опять зависит чья-то жизнь. За что мне это, Господи, зачем?
«Ты должен спасти… — прозвучал в голове голос старой цыганки. — Не проморгай…».
Крис прогнала его грубо и мерзко, и он ушёл. Повёлся, как последний лох. Заперся в своей обшарпанной конуре, уселся на кухне и решил накидаться.
Волевое решение сильного человека…
Водка у него имелась. Самая дешёвая. Хлебная. Когда он её купил и зачем, Серёга не помнил. Но она стояла, как заветный НЗ, и грела душу одним своим присутствием.
Вот и сгодилась, наконец, родимая…
Он налил рюмку, но пить почему-то не стал. Сидел и смотрел на стопку, словно в ней заключались все тайны мироздания.
Мент поганый! Мусор!
Что за грёбанная ересь? Что-то здесь не так. очень не так…