Никита Никуда

Грим

– Я с вами согласен лишь в том, - сказал полковник, - что лучше всех в этом мире устроились буржуа. Но потратить золото на то, чтобы награбить бумажных денег, согласитесь, нерационально. Это напоминает мне современное общество потребления, когда драгоценное время тратят ради приобретения всякого хлама. Но грабеж - неэтично.

– Знаете, если миром этим движет экономика, в основе которой лежит корысть, то особых угрызений у меня экспроприация не вызывает. Они наказуются за свое корыстолюбие.

– Я согласна с Володей, - сказала Изольда.
– Всюду примат экономики,

как внушают те, кому эта мысль по душе. Эти приматы чувствуют себя в море наживы в своей стихии. Наверное, им проще договариваться между собой, считая, что все тоже приматы. А почему не принципы справедливости, например, руководят? Сострадания? Любви? Милосердия? Было же время, были сеньоры, вассалы, рыцари, и не было никакой экономики во веки веков. И человек был не примат, а имел подобие Божье.

– Человек смирится с самой нелепой идеей, с самым смешным своим положением, если ему внушить, что это ему зачем-то нужно, - сказал матрос.
– Экономика - просто произвольно выбранный внушенный принцип. Окажись мир на грани уничтожения, измени задачи - и по другим принципам будут жить.

– Ну, уж вы скажете. Это в вас разум кипит, - сказал доктор.
– Куда же без экономики? Хотя бы и Маркс...

– С Марксом, хотя и будучи большевиком, я не вполне согласен. Да и экономику не отрицаю вполне. Пусть все будут сыты, пусть немного корыстны, но не выдают это за благо. Не ставят во главе угла бережливого буржуа в качестве идеала. Как можно строить нормальные, прочные взаимоотношения между людьми на таком хрупком основании, как корысть?

– Смысл жизни - в увеличении количества жизни. В повышении ее качества, - сказал доктор.
– Надо, чтоб жизнь перестала быть частным случаем мертвой материи, чтоб она отвоевывала все больше и больше у мертвого вещества жизненного пространства, превращаясь в живое, и более того - в сознательное. Рожать детей, например. Вы со мной согласны, Изольда?

– Вполне, - сказала Изольда, вновь делаясь красной.

– Я могу доказать, - сказал доктор, - что вы сами, матрос, не менее меркантильны. То есть не менее буржуазны, чем те, которых вы отрицаете.

– Наберитесь терпения, терапевт. Я еще не весь высказался. Я вам пытаюсь, как на духу, как жмур жмуру: если каждый за себя, тогда - прокисни ты сегодня, а я завтра? Или попытаться изменить этот мир к лучшему? Повысить качество жизни? Царство небесное на землю спустить. Восстать и восстановить справедливость.

– Наш маленький коллектив напичкан идеями, как Россия несчастьями, - сказала Изольда, адресуясь к Антону, как бы извиняясь за коллектив.
– Все катится, как и без нас катилось. Напрасно мы спорим, срываясь на визг. В любом случае - хотя всего лишь на первых порах - выигрывает тот, кто взбунтует в свою пользу чернь.

– Ах уж эта неудовлетворяющая нас действительность, с которой вечно надо воевать. Каждый хочет на весь мир распространить свою простоту. Одному справедливость. Другой - псы-рыцари, по которым еще Чадаев скучал.
– Доктор вздохнул.
– И все-таки этот мир - наилучший из всех возможных.

– В самом деле?
– усомнился моряк. Да и кто

б не усомнился на этот счет.

– Мы так или иначе субъективируем окружающее. Адаптируем под свои понятия, скудные и убогие в большинстве случаев. Подминаем мир под себя. Он представляет собой усредненную точку зрений на то, каким он быть должен.

– Усредненная не устраивает.

– В результате всех не устраивает, - продолжал доктор.
– Всем хотелось бы, чтоб все жили по любезным ему правилам. Любой из нас, будь его воля, сотворил бы этот мир иначе. И рай, и ад согласно своим представлениям о справедливости. Но ничего не изменишь в этой жизни, пока не изменишься сам. Но меняться вы не хотите и сему препятствуете. Какая-то непутевая обезьяна сидит в вас и тормозит процесс эволюции. Шли бы вы к мечте коммунизма естественным путем.

– Да у него разум весь выкипел, - сказал Смирнов.

– Держись подальше от моей мечты, Кюхля. Я не жажду вражды, но останешься опять без пирожного.

– Я не претендую на твои мечты. Мне и своих хватает.

– Полно вам ажитироваться, матрос, - сказал полковник.
– Развели ленинизм. Вы среди нас один носитель этой идеи. Будете в своем стане единомышленников воодушевлять.

– Смею напомнить, что и вы не в белом стане в белых штанах. И находитесь при нас не на полководческой должности. Представляю, как ажитировалсь бы дамы, видя вас в этих пролетарских обносках. Толпами б хлынули, теряя чепчики и честь.

Полковник сунул палец в дыру и почесался. Костюмчик, кроме того, был ему маловат.

– Вот как выглядят нынче графья и прочая номенклатура, - забавлялся матрос.
– Протухшие продукты эпохи. Эх, как мы вас с товарищем Троцким... От Волги до Урала и дальше драные от нас драпали. Включая ваш пятый попятный полк. Ваше дело битое, гренадер, не пучьтесь.

– Да и ваше тоже, учитывая нынешнюю ситуацию в стране. Сколь ни измывались вы и ваши подельники над глупой страной, сколь ни дырявили лбы и затылки, а все вернулось на круги своя.

– Позвольте напомнить, что и ваши вешатели, Глаголев с Покоевым, не уклонялись. Око за око, зуб за зуб.
– При этом во рту его блеснул позлащенный зуб.

– Непонятно, за какую из двух держав обидней, - заметила вскользь Изольда.

– Так он на чьей стороне воевал?
– спросил у нее Антон, не вполне понимая происходящее.

– По настроению, - сказала Изольда, щуря глаза на матроса.
– Заслан за золотом к нам ЧК, как выяснилось в мире ином, где тайное становится явным. Мы уже эту информацию переварили и простили его, а он опять...

– А меня, господа, тоже однажды в ЧК возили , - сказал доктор, торопясь прекратить распрю.
– Мы с ассистентами занимались исследованиями в Питере. Старик Дзержинский нас заметил, ну и благословил - доступным ему способом. Мол, даешь вторую жизнь врагам революции? Досталось нам.
– Он поскучнел.
– Странное чувство испытываешь к человеку, в руках которого ваша жизнь. Вроде Бога он для тебя, вседержитель твоей судьбы. Даже любовь к нему испытываешь рабскую. Любовь жертвы к своему мучителю и палачу.