Никита Никуда

Грим

– Так руду они ищут? Или, может, казну?
– пошутил я.

– Касситерит. Говорят, где-то есть залежи. А с головой ничего страшного. Правда, шишак, как у буденовца. Кожа содрана. Пришлось выстричь тебе тонзуру. Так что ты теперь на иезуита похож.

Сравненье с буденовцем мне больше нравилось.

– Наголо меня, - потребовал я.- Налысо.

Он отыскал машинку, помог подняться и забрил мне, словно новобранцу, лоб.

– Ну, так что, я с тобой?
– предложил Антон.

– Не надо, - твердо сказал я.
– Будешь привлекать внимание. Ты

ведь теперь герой дня, да чего там - года. Да и дома остаться должен кто-то. Может, следят.

– Ты опять за свое?

– Вернусь - разработаем план действий.

– Машину тебе найти, дядь Жень?

– Обойдусь.

– Шляпу возьми. Шишку прикрой. А то с такой отличительной чертой, как шишак, сам будешь бросаться в глаза.

Ненавижу я шляпы. В шляпе я никогда не был. Черная. Ковбойская? Или хасидская? Словно траур - по ком? Мне показалось, что я уже видел эту шляпу на ком-то другом.

– А в ней, что ль, не буду бросаться?

– Полгорода в таких ходит. Благотворительность из штата Мэн. Еще были мороженые бычьи хвосты и куриные гузки. Но те удалось продать, а шляпы не брал никто. Пришлось, действительно, с большой помпой раздать их желающим. Так что даже в моду вошли, и следующую партию благотворительных шляп уже раскупали.

– Тебе тоже по благотворительности досталась?

– Не знаю, откуда взялась. Может, подбросил кто.

Я подошел к зеркалу. Рассмотрел себя. Прикрыл битое место шляпой, вообразив для собственного куражу, что это черный берет. Шляпу одел и почувствовал себя другим. Флибустьером. Отчасти невидимкой. Другим. Вроде даже что-то изменилось в лице.

– Вспомнил: улица Уллиса, - сказал Антон.

– Как-то связано с Джойсом или Гомером?
– спросил я.

– Не знаю. Но был такой латышский стрелок.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Едва дядя ушел, вылез матрос. Видимо дожидался ухода родственника.

– Это мы, твои неприятности, - развязно сказал он, приближаясь к Антону. Он переоблачился в родное, матросское, изрядно истлевшее, но выстиранное. Некоторые прорехи были стянуты нитками.
– Покорнейше просим спуститься.

И не дожидаясь положительного ответа, ухватил его за рукав. Антон раздраженно высвободился. Однако сошел вслед за ним вниз.

Матрос распахнул дверь, но вместо того чтобы пропустить Антона, хамски вошел первым.

– Смирнов! Смирно!
– рявкнул он, выкатывая и тараща глаза.
– Павлыченко! Пли!
– Во рту его блеснул золотой зуб.
– Предъявите признаки жизни!

Лицо поручика все еще хранило печаль, словно его опечатали. Он предпочел игнорировать выходку наглеца. Артиллерист отреагировал мучительной гримасой, словно ему, взявшись двумя руками за щеки, растянули лицо. Но облик его, как отметил Антон, принял более сносный вид. Глаз не пульсировал, челюсть встала на место, шрам на голове был не так заметен, расчетливо прикрытый прядью волос. Прочие лица тоже стали чисты и даже приятны, как общепринято. Только замирали иногда надолго, и в такие моменты казались мертвы.

Штабс-капитан глядел все больше с укором. У поручика грусть в лице иногда сменялась мечтой.

Постояльцы, кроме матроса, были одеты всё в ту же рвань, предоставленную Антоном, но держались непринужденно. Дама в полосатой футболке и джинсах была даже мила и выглядела лет на тридцать. Видимо, это был ее естественный возраст на тот момент, как ее постигло. Артиллерист из одеяла перелез в пиджак.

– Вы уже всех утомили, моряк, - сказала дама в ответ на матросскую выходку.
– Вы, увы, не на палубе, где ваша брутальность была бы уместна. Глупо быть таким грубым.

– Я вас только встряхнуть хотел. Взбодрить остылые останки. Сожалею, что вышло невежливо и к тому же напрасно. Чувство юмора оставило ваши тела.

– Вы не меньше умерший, чем мы, - возразила эта красивая женщина, вытряхивая из пачки папиросу.
– Не обращайте на него внимания, Антуан. Он такой один среди нас.

– Можно просто Антон. Или Орфей, как полковник изволит. А вас?

– Изольда.
– Она протянула Антону тонкую руку. Антон пожал, не без робости осуществив этот тактильный контакт. Рука была еще грубовата на ощупь, но уже теплая.

– А прочие господа представятся, наконец, в ответ на гостеприимство?
– спросил он.

– Полковник Одинцов, - отрекомендовался старший по чину.
– Отдельная Оренбургская армия генерала Дутова. Убит при налете банды в 1920-м году. Как, впрочем, и другие присутствующие.

– Федоров, полковой врач, - отрекомендовался доктор.
– Иван Иванович.

– Поручик Смирнов.

– П...п....п...

– Пли!

– Павличенко, - представил поручик косноязычного.
– Штабс-капитан артдивизиона. Он немного контужен. Но в отличие от вас с вашей грыжей, излечился пока не вполне.

– Владивасилий Смольный, Камская боевая речная флотилия. А вообще я морской матрос. Вдоволь Черного моря хлебнул. Можешь Васей, а лучше Володей зови.

Полковник сказал:

– Вот что, Антон. Пока мы на нелегальном положении, под половицами у вас живем, нам нужна кое-какая от вас помощь. На первых порах, да и в последующем, без вас нам никак не обойтись.

– Поэтому и рукав оторвали?

– Ну, рукав вам Изольда пришьёт. Но уж больно вы упирались, отчаянно прямо-таки. И чего люди боятся кладбищ? Место от людей тихое. И всё земляки вроде, не басурмане лежат.

– Земляками земля полнится, - вставил свое флотский.
– Под землей благодаря воздушным пазухам тоже можно сносно существовать.

– Против смерти возмущается не столько разум, сколько чувство, - сказал доктор.
– Существует к тому же мнение, что жизнь зародилась во чреве земли и уж потом выбралась на поверхность.

– Во-первых, одежда современного покроя, - продолжал полковник.
– Не настолько модная, чтобы бросаться в глаза. А то мы как летучие голодранцы.
– Он оглядел себя, одетого в рваный спортивный костюм.
– Можно старое подлатать, но не щеголять же нам в обмундировании устаревшего образца.