Никита Никуда

Грим

При этих его словах я почему-то почувствовал укол в груди.

– Довольно, - сказала Людмила, пресекая разгул словоблудия.
– Мыслишь ты не тем полушарием. Вот, видел его? Так и бытует на грани фола, предпочитая считать, что облажался весь мир, а не он. Кушай грушу, алкаш.

– Груши такие грустные. Я их не ем.
– Сказал Бухтатый, отходя на второй план.

Глядя на своих сверстников, я вижу, насколько они состарились. Таким же я выгляжу в их глазах? Сам я себя ощущаю совершенно молодым.

– Ты хорошо постарел, -

как бы в ответ на эту мысль произнесла Людмила, глядя куда-то мне в шляпу, которую - из деликатности, чтобы не показывать шишек - я не снял.
–

Я помню твою школьную характеристику: способный, но не активный. Не думала, Жень, что ты эту карьеру выберешь.

Я и сам не думал, что стану милиционером. И милиционеры не думали, что я стану им.

– Ну, извини, - растерялся я. И непонятно, с каким Женей они меня все путают

– Очень ты изменился.

– Я же извинился за все.

– Ты у Матросова был, Бухтатый?

– Нет еще, - сказал Бухтатый, соскребая с тарелки остатки порции.
– Но я молниеносно. Одна нога уже там.

– Я тебе времени до часу дала. Но что мы, однако, видим, взглянув на часы?
– строго сказала Людмила, словно учительница, привыкшая воспитывать и повелевать.
– Час-то уже второй.

– Это сладкое слово - работа, - проворчал Бухтатый.
– Причем почти что за так. Но ничего, пользуйтесь. Мы, бескорытные, бескорыстны во всем.

– Пошевеливайся, - поторопила Людмила.

– Видишь, как она со мной? Кастрирует во мне мужское начало. А почему? В люди не вышел, выше не вышел тож. Лютая ты, Людка. Людоедка ты. Все бы тебе лущить мущин. Не даешь повспоминать наше десятое бэ, - сказал Бухтатый.
– Ты что-то себе от меня хотел?

Я пожал плечами: нет. Он отер салфеткой рот, бросил ее в тарелку. Пояснил:

– Я тут на побегушках работаю. Ну, побегу.
– Он встал, нахмурив шляпу на левую бровь. Вышел.

– Трудно с этими трупнями, - сказала работодательница. Последнее слово я воспринял так, как оно здесь записано. Хотя, вероятно, трутни имелись в виду. Однако оговорка то была или ослышка, я разбираться не стал.
– Ничем не прошибешь паршивца, - продолжала Людмила.
– Ну а теперь, откровенно, Женя...

– Гена, - поправил таки я.

– Да?
– удивилась она.
– Ну ладно. Пусть будет по-твоему. Хотя как же... было в апреле письмо... Жму твои руки, колени и пр. Целую. Женя, - процитировала она.
– Ты ведь за казной явился, так?

Теперь уж я изумился. Причем изумился дважды. Во-первых письмо: никому никаких писем, кроме служебных, я никогда не писал. Во-вторых, казна. Откуда узнала, что до сих пор я храню эти свои химеры? Впрочем, из того же письма, наверное. Хотя помню, в наших рысканьях по лесу и рытье она тоже принимала участие.

– Я уже и забыл эти игры, - сказал я неискренне.

– Сейчас весь город только этим и занят.

– Всплыло что-то новое? Въедливые

краеведы, вороша прошлое, открыли новые факты?

– Ничего очевидного. Только версии, догадки, домыслы.

– Но кто-то ж всю эту брагу замутил? Не на пустом же месте вся эта суета. Весь, говоришь, город?

– Ну не совсем весь. Пока что самые предприимчивые. Вот и муниципалитет снаряжает экспедицию. Специально пробили в бюджете статью на якобы исторические изыскания. Не говоря уже о бандитах, дельцах разного уровня и самоотверженных одиночках.

– Для меня это и впрямь новость. Сюрприз. Я ведь и раньше это не иначе как легенду воспринимал. Не особо веря во все эти прелести и небылицы.
– А я решила, что ты заинтересовался. Да и брат твой, считала, из-за этого пострадал.

– Племянник, - уточнил я степень родства. Но свои мысли по этому поводу при себе оставил.

Не верит. Смотрит на шляпу, как будто знает, что скрывает она. Считает, что все, мной вышеизложенное - ложь.

– Верочка, кофе, - потребовала она у заглянувшей в кабинет официантке.
– Или, может, компот?

– Кофе, - сказал я.

– А то давай вместе возьмемся за это дело. Это же наше, Жень. Обидно будет, если казана чужаку достанется. Я согласна авансировать поиски. Ты возглавишь и поведешь.

Я собрался, было, рассмеяться и сказать нет, но вдруг мелькнуло: а собственно, почему? Ничто так прочно не утверждается в душе, как заблуждения юности.

– А знаешь, - сказал я.
– Я ведь сейчас впервые подумал: почему бы и нет? Лесные места, активный отдых.

Рассказать ей про ночной налет? Иль утаить? Нет, пока обожду. Если мой визит к пожарному не принесет результатов, тогда скажу. Обращусь за помощью к этой деловой женщине.

– Вот и славно, - сказала она и широко улыбнулась, не скрывая своих морщин.
– Я тут кое-какие дела улажу, и встретимся через четыре дня. Впрочем, если захочешь раньше - милости просим. Я пока организую финансы. А ты займись планом кампании. Собери и просей информацию. Список необходимого снаряжения подготовь. Состав экспедиции. А сейчас тебя ждут дела, наверное?

Я понял, что меня вежливо выпроваживают.

– К сожалению, - сказал я.
– С удовольствием поболтал бы с тобой еще часок.

– Вот, визитку возьми. Если будут проблемы - звони. Проблемы любого характера. Не только связанные с нашим общим теперь делом. В городе не так спокойно, как кажется.

На миг мне показалось, что это все та же Людка, тонкая, стремительная, какой я ее знал, но тут же виденье задернул туман.

– Мы это дело провернем. Клянусь фигурой, - показалось или сказала она, оседая, словно оплывшая свеча. Я оставил ее в этом мареве, вышел вон. Верочка пронесла мимо меня кофе. Визитку на всякий случай я бросил в урну у входа, затвердив телефон. Пес, завсегдатай, у самых дверей упорно мусолил мосол, который был вдвое больше его.