Никита Никуда
Шрифт:
– Что-то по-честному не получается. Наше вам больше, чем ваше нам. Эскорт столько не стоит.
– Ну, хорошо. Задумайте сами число, это и будет ваш гонорар. Если затрудняетесь сразу - прошу в нашу машину. Поразмышляете во время пути. Имейте в виду, я от вас все равно не отступлюсь. Либо мы с вами сотрудничаем, либо вы не сотрудничаете ни с кем. Решайтесь же. У вас только два пути, один - назад. Но обратный путь перекрыт проклятьями. И моста нет. Мне надувной понтон пришлось налаживать, да и тут же проткнуть его, переправившись.
–
– сказал я.
– Мы уже друг к другу привыкли. Стоит ли шило на мыло менять?
– Лично я регулярно избавляюсь от дурных привычек, - сказал Кесарь.
– Да и вы покопайтесь в себе, так ли наши привычки прочны.
Я намеренно затронул тему пожарного, чтоб этот злополучный майор, наконец, встрепенулся и начал соображать. Я понимал, конечно, что разговор Кесарь завел в первую очередь для того, чтобы нас с майором поссорить. Внести, если удастся, разлад в наши ряды, или хотя бы заронить сомнения в надежности партнера. Насколько надежен пожарный, я уже мог убедиться, когда он затеял насчет восьми с половиной процентов. Что касается Кесаря, то ему я не доверял вообще. И его предложение заменить знаменатель меня никак не устраивало.
Майора, понятно, тоже. Он сказал:
– Давай... убирайся... ты и твои пернатые... птица и другая курица... если гребень не набекрень...
– А что?
– осклабился Кесарь.
– Попрешь против права сильного?
– Кому как положено, так и быть... водолаз не сгорит, пожарный не утонет... моё маёрское спасибо...
Невнятность речи имела место, но оптимизм уже вернулся к нему.
– На щите иль в нищете... пятьдесят процентов Геннадий Романович... вместе по гроб... покуда черт не подведет черту...
Доля моя, таким образом, выросла. Но в искренность пожарного, конечно, не верилось.
– Не вовремя ты вылез, майор, с этим амбаром. Такой красивый консенсус сорвал. Мы с майором Петровым почти что договорились. А теперь его гораздо трудней уломать. Договориться о совместном бизнесе или преступлении всегда нелегко. Словно Бог опять смешал языки, и мы не понимаем друг друга. И всегда возникает проблема выбора - строить отношения или стрелять.
– Стрелять - не строить, - сказал Толчков.
– Может, начнем, командир? Пока им в нас против солнца трудно целиться. Вы тут постойте с Жимовым, а я ими займусь. Группа некрупная, справлюсь один.
– Смелый ты у меня боец, - похвалил его Кесарь.
– Смелый, но смертный, - отозвался я из своей щели.
Жимов обратился затылком ко мне и что-то тихо сказал Кесарю. Тот отрицательно качнул головой. Но ответил так, чтоб было и нам слышно:
– Человека убить - секундное дело. Быстро, как выстрелить. Пафф!
– и вы уже не от мира сего. Сколько человек нами убито нами с начала года? Констатируйте, Константин.
– Двенадцать, - подал голос Константин из машины.
– А год давно начался?
– Середина второго квартала миновала.
– Не люблю я милицию убивать, - сказал Кесарь.
–
– Предпочитаю оставаться и действовать в рамках законов. Я не так легок на преступления, как вы.
– Мир движется от простого и грустного - к сложному и смешному. Под воздействием более могущественных, чем я, причин. Сколько на свете кладов ненайденных, ненаписанных книг, нераскрытых убийств. А сколько крови не пролито. Я это к тому, что если б в человеке не было склонности к преступлению, не было бы и открытий. Ни науки, ни культуры бы не было.
Я не знал, что ему возразить на это, хотя чувствовал всем своим существом, что он не вполне прав.
– Украл - поделись с милицией, - запоздало отозвался пожарный на одну из предыдущих реплик нашего оппонента.
– Эй, а где твоя женщина?
– вспомнил Кесарь.
– Где эта бабетта? Осталась дома стеречь огонь? Я не уверен, но мне доложили: какой-то кобель возле нее колеблется. Кстати, включите радио, местную станцию. Сейчас будет песня для вас.
Майор что-то глухо прорычал в ответ, а из джипа действительно полилась песня - да про шар голубой, так что я невольно задрал голову вверх, где он якобы крутился-вертелся, но ничего, кроме дыр в потолке не увидел.
– А может с милиционером на нарах валяется? Уединились ради утех. Тебя на стреме поставили, а сами вершат срамные дела. Сейчас многие выстраивают отношения по схеме любовного треугольника.
– С кем таких схем не бывает, - подтвердил из-под машины Мотня.
– Я тоже, бывало, воспарял эту курицу. А ее маты благие глушил популярной музыкой. Иначе соседям бы тошно жилось рядом со мной.
– Кто курица?
– обиделась Маринка шепотом. При этом она обернулась почему-то ко мне.
– Это он про меня?
Я кивнул, но тут же пожалел об этом. Ибо из уст Маринки в адрес Кесаря полилась такая отборная брань - с переборами, да с перифразами - которой я не подозревал в этой хрупкой, в сущности, женщине, несмотря на ее небрезгливость в выборе слов и привычку грязно ругаться, невзирая на присутствие мужчин.
– Мне знаком великий устный русский язык, но так обложить ближнего...
– сказал Кесарь, опешив.
– Константин у нас хоть и девственник, но еще никому не удавалось его в краску вогнать. А тебе удалось, скверно выругавшись.
– А по-моему, я выругалась хорошо, - возразила Маринка.
– Я все же советую выбирать выражения, а не осквернять своих уст и нашего слуха нецензурщиной. Свобода слова сводит с ума? Мы как никак переговоры ведем, от которых наши жизни зависят, - продолжал Кесарь все еще укоризненно.