Никоарэ Подкова
Шрифт:
При этих словах дед Елисей пристально взглянул на своего ученика и гетмана и закивал головой.
– И приглашаю гетмана Никоарэ Подкову, - говорит Демир-хан, - пусть приезжает на веселый пир, вот сюда, к этому прохладному колодцу и к этой роще, в этот уголок, далекий от мирских невзгод. Жду его не позднее будущей осени, в такое же благоприятное время.
– Коль осеняя погода позволит нам, - улыбается Подкова.
– Позволит, обязательно позволит, - уверенно заявляет Демир-хан.
– И поднимаю за тебя чашу воспоминаний.
Лишь тогда молодой хан отпил из чаши с вином.
Сердце застучало
"Непременно приеду", - мысленно произносит он, взволнованный до глубины души. Выпуклые глаза деда Елисея смотрят на него пристальным, завораживающим взглядом.
И как всегда, странно отдаются в душе Никоарэ речи, которые он обращает к кому-то, сокрытому в тайниках его существа. И хотелось бы освободиться от неразлучного спутника, но слиты они воедино, никуда не уйти от него; вся жизнь его наполнена ядом неумолимой клятвы, и, только выполнив ее, обретет он душевный покой.
Идет беседа. Слова Никоарэ непонятны Демиру, а тот не понимает слов ногайца. Дед Елисей словно заговаривает их и, переводя, примиряет. Как странно бывает в жизни! Мгновенье тому назад все было во тьме неведомого и вдруг, словно свет во мраке, блеснул.
Желтоватый свет над пустынными просторами, шелковый шатер, воздвигнутый по одному слову и знаку, немые служители, Демир, словно на крыльях ветра или мысли, занесенный с далекого берега моря, дед Елисей и "джеамбаш-шах", которые сплетают и расплетают нити этой сказки у Казак-Бунара, - все исчезнет, люди разлетятся в разные стороны, чтобы вновь собраться к началу грядущей осени.
Как медленно тянется время, и все же как грозно надвигается оно, подгоняемое нерушимыми клятвами...
Вот пробил час расставания, впереди иные люди, иные слова, и иным будет все, что видишь вокруг. Никоарэ пристегнул кинжал, сел на коня, отъехал, и скоро вдали на оставленном привале уже виднелся только легкий столб дыма...
Друг ли там остался?
Нет. Остался лишь догоревший костер, и вскоре ветер развеет остывший пепел.
28. ПОСЛАНИЕ ОТ МАТУШКИ ОЛИМПИАДЫ
Покуда гетман скакал к Днепру, окруженный своими спутниками, он понемногу успокоился, просветлел душой. На ночном привале дед Елисей, поворачивая бородатое лицо то к своему ученику Никоарэ, то к Константину Шаху, сказал, что найден след баш-чауш-баша Чигалы.
Словно горячая волна поднялась в душе Никоарэ. Других слов ему не надо было, - последствия этой вести скажутся осенью на будущий год.
Захватив всех своих людей и телеги, брат Иона Водэ возвращался к Черной Стене в сияющие, тихие дни теплой осени. Ехал он на север от привала к привалу, отдаваясь своим неотвязным думам; виды в пути то и дело менялись, как будто стараясь привлечь его внимание своим разнообразием; но Никоарэ лишь изредка пробуждался от глубокого раздумья и дивился красоте природы.
Озера, образовавшиеся вдоль Днепра после августовских дождей, кишмя кишели пернатой дичью, и при приближении людей целые тучи птиц взлетали ввысь с рокотом надвигающейся бури. Из зарослей чертополоха у самой тропки выскакивали зайцы и неторопливо, словно прихрамывая, уходили прыжками по гребню ближнего бугра. Чуть поодаль косой останавливался и, подняв к мордочке передние лапки, оглядывался, а затем снова скакал, спускаясь по ту сторону бугра. Испуганно перебегали косули по лужайкам в прибрежных рощах. Лиса, охотница глухих мест, не показывалась на виду, но шла где-то рядом. А другие искусные охотники парили в вышине, описывая широкие круги и издавая порой пронзительный клич. То были беркуты, перелетные соколы и ястребы, прирученные собратья которых сидели на телегах, дожидаясь, когда их выпустят на степное приволье.
Иногда на привалах, чтоб позабавить Александру, люди гетмана доставали соколов и принимались искать куропаток в низких степных зарослях. Ловчие несли на кулаке крылатых охотников, ослепленных кожаными колпачками. Когда собаки спугивали выводок, ловчие снимали колпачки и птицы взлетали. Скользнув поначалу над самой землей соколы внезапно взмывали вверх; заметив разбежавшихся во все стороны куропаток, они избирали себе жертву и, камнем упав на нее, наносили удары клювом. Всадники спешили отнять у ястреба добычу, оставляя ему лишь голову убитой птицы.
Иной раз садился на коня и Подкова и следил издали за охотой Младыша.
Так они путешествовали неделю. Но вот на ночном привале их разбудил суровый северный ветер; по небу торопливо побежали тучи, роща жалобно застонала. То были первые вестники зимы, и Никоарэ почуял запах снега. Но первые снежинки быстро сменились холодным дождем.
В сером предрассветном сумраке путники вышли на проселок и двинулись против ветра, точно шли против недруга. В Черной Стене дожидались Никоарэ Подкову теплые светлицы и полные запасов каморы, но там же окружили его воспоминания и заботы.
В длинные зимние ночи, когда на дворе воет вьюга, бросая в окна пригоршни снега, и гудит в печи и стучит по кровле гетманского дома, не спится Никоарэ. В горнице лампада льет слабый свет, в полумраке у постели его вырастает в ногах бледная тень. Пришла тоска, печальная подруга одиночества. Они без слов понимают друг друга. Изредка призрак медленно обращает к нему свое лицо, глазам Никоарэ предстает любимый, покинутый, но не забытый образ, и сердце его смягчается. Но иногда неподвижное лицо окружено кровавым венцом и походит на тот лик, что виден в красном углу под лампадой.
После зимних метелей наступают спокойные дни, и над землей высится тогда чистое и зеленоватое, словно лед, небо.
Пришла пора серебряных рощ, хрустальных мостов и сверкающих снегов, когда под малиновый звон бубенчиков скользят по дорогам запряженные тройками сани. Люди одеты в шапки и тулупы, ледяные сосульки свисают с бороды и бровей, на ногах валенки, что пни. Уж не примчались ли сюда со свадьбы веселые поезжане с берегов студеного моря в поисках похищенной невесты?
Но вот ломается лед на Днепре, тает снег, и вешние воды затопляют луга. В прозрачных водах разлива солнце свивает себе сверкающие гнезда; спешат в пробудившиеся от зимнего сна северные страны крылатые гости из теплых краев. Весна еще в пути, она посылает гонцами чету аистов проверить, освободились ли ото льда озера и целы ли гнезда на крышах сараев, а потом прилетают две четы ласточек, которые уж десять раз выводили птенцов в Черной Стене; а в рощах расцветают фиалки и поднимают к солнцу голубые глазенки. Благодарные весенние дни возрождения следуют один за другим, точно драгоценные алмазные бусинки, нанизанные на золотую нить.