Никоарэ Подкова
Шрифт:
– А ты вели дьяку заглянуть в громовник.
– Не сердись, дед Петря, решение найду я в собственной своей голове, а не в громовнике.
Старики украдкой переглянулись: ответ гетмана пришелся им по сердцу.
– Пусть не жиреют от безделья ни люди, ни кони.
– Не дам жиреть, - обещал Покотило.
– Хорошо бы нам двинуться после первой вьюги, - тихонько, словно мечтая вслух, произнес Никоарэ.
Один лишь дьяк услышал вздох гетмана; у костра, где шел совет, настала тишина.
– Головные отряды пойдут впереди на расстоянии двух дней пути от основного войска, - продолжал гетман, пристально вглядываясь
– ...Крепкие головные отряды... они с великой поспешностью должны захватить выходы из Молдовы. Расставим сети, чтоб не выпустить из страны зайцев-беглецов. А все остальные - сотни Константина Шаха и наши сотники должны проделать десятидневный путь в пять дней.
Снеди от местных жителей нам не надобно. Снедь повезем с собой в телегах - по восемь телег на каждую сотню. Возьмем сала и копченого мяса, сухарей и гурут. Как делают гурут, я знаю, научился у монголов; замешивают тесто из гречневой и пшеничной муки с брынзой, молоком и яйцами, раскатывают его скалкой и режут мелко, как лапшу, высушивают в печах или на летнем солнышке и насыпают в мешки. Смочить водой и обдать кипятком меру этого гурута, - получается самая сытная похлебка. Если подготовимся, то осилим и время и расстояние; распрей с жителями у нас никаких не будет, ибо спокойствия их мы не нарушим, не превратим его в бурю. Наши глашатаи возвестят по селам: "Люди добрые! Государь Никоарэ жалеет сирых и карает надменных".
С бьющимся сердцем, затаив дыхание, слушали оба старика и дьяк эти тихие, волновавшие их слова. В глазах Подковы искорками отражались огни табора.
– ...Захватим мы Яссы, - продолжал Никоарэ, - и в первый же день выставим дозоры, чтобы не допустить нигде беспорядков. Ведь мы придем туда как судьи, связавшие себя клятвой, а не как грабители; сотни расставим на постой по монастырям; среди ратников - никакого ослушания, неуклонно исполняются все приказы. Дед Петря будет великим армашем, судьями назначим наших есаулов из пограничных крепостей и начальников пятисотенных отрядов. Сотни захватят большие города. С рубежей и из всех краев приведут на суд бояр, предавших государя Иона. Того ради мы и потрудимся; проделаем спешно путь, никого не притесняя, оберегая спокойствие и справедливость, дабы изловить и наказать бояр, продавших своего государя.
Гетман умолк, устремив вдаль неподвижный взгляд. Потом покачал головой.
– Да... вашей работы еще недостаточно. Если наши сотни не подготовятся к тому, чтобы преодолеть путь в положенный срок, - мы придем в Молдову с усталыми ратниками, и у нас не хватит силы завершить дело, ради которого мы выступим.
– Мы проделаем путь за пять дней, государь, - заверил Елисей Покотило.
– А на шестой наши люди будут в силах сразиться с врагом. Надобно, однако, и об одежде позаботиться, коли едем в зимнюю стужу.
– Дед Елисей, - отвечал Никоарэ, - наши воины будут сыты и обуты, как подобает. Я уже послал весть Иакову Лубишу, что нам нужны валенки, кожухи и шапки. А передовые отряды подготовят места для привалов, закупят скот, дабы сытней и обильней был харч, закупят овес для коней. И не в зимнюю стужу мы выступим, дед Елисей. Не качай головой, дед Петря. Сам знаешь есть время в конце осени, на пороге зимы, когда северные ветры еще закованы и южный ветер на крыльях своих приносит теплые дни, кои называются летом святых архангелов; вот тогда мы бодро и уверенно проделаем путь.
– Гетман прав, - заметил дед Елисей.
Дед Петря возразил:
– А что, если уже в листопаде заладит непогода?
– Дед, - усмехнулся Никоарэ, не бойся, погода будет для нас сподручная. А зашалит, так мы ее осилим.
Старый Петря Гынж взглянул на Покотило; лицо его посветлело.
– Осилим, государь!
С Острова молдаван Никоарэ Подкова с ближними товарищами проделал путь до Больших Лугов и учинил там военный совет с гетманом Шахом.
Воротившись, он застал на Острове молдаван Иакова Лубиша и беседовал с ним о нуждах своего войска.
Лубиш Философ уведомил гетмана, что от Тадеуша Копицкого беспрестанно приходят то вести, то люди.
– А Гаврил Чохорану, доверенный Цопы, молчит и не подает вести из Ямполя на Днестре. Один только человек, некий Теофил Тартарэу, забрел из Ямполя во Вроцлав. И человек тот, - продолжал Лубиш свой рассказ, - видел Гаврила Чохорану, и Гаврил велел ему побывать у вас на Острове, а потом воротиться в Ямполь и рассказать его милости все, что тут доглядел и вызнал.
– А ты сам Чохорану видел?
– Нет.
– И не получал от него просьбы насчет денег?
– Нет. Кого бог захочет погубить, того он сперва разума лишает. С кем Чохорану встречается и чем пробавляется, спросил я себя. И кое-что выведал у Тартарэу. А потом дал знать Тадеушу Копицкому. Кажется, до Ямполя добираются люди из Ясс, возможно, приносят всякие писульки. А я-то думал, может, он перед твоей светлостью предстал.
– Не показывался. Признаюсь тебе, Лубиш, что я внимательнее присматривался к Копицкому, нежели к Цопе. Копицкий - из шляхтичей, Цопа из рэзешей Романского края. Легче представить себе, что пан Тадеуш перекидывает мостик к польским панам; труднее поверить, что Цопа строит козни против брата Иона Водэ. Но оказалось, что Копицкий правдив и не лукавит. Я бы опечалился, узнав, что человек, поставленный Цопой в Ямполе, перешел на сторону наших врагов.
– Да, очень было бы жаль. Чего доброго, крепость в Ямполе осиротеет, лишившись боярина Гаврила Чохорану. Какой дьявол заставил его затеять двойную игру! Вот и запутался. Слушался бы лучше Иакова Лубиша и деда Елисея. А то, вишь, вздумал лить воду в колодец и учить рыбу плавать.
– Лубиш, - решил Никоарэ, - приглядись, что у него творится. Не надобны нам ни вероломные хитрецы, ни слепцы, да и дурней тоже не надо. Поговори-ка ты с Елисеем Покотило.
После отъезда Лубиша Философа Никоарэ провел весь июнь на Острове, следя за успехами своих молдавских воинов в ратной науке. Иногда он сам учил их, заставляя и Младыша проделывать на самых резвых скакунах удивительные упражнения.
А в начале июля месяца на Остров явился инок Агафангел из Побраты и товарищ его в удалых делах атаман Копье. День спустя спешились перед гетманом сыны Гырбову, Некита и Доминте.
Обрадовались воины Подковы, увидев друзей минувшего лета, и тут же определили их в курени, дали им кров, очаг и обильную пищу.
– Государь, - поклонился Подкове Агафангел, - соизволь принять меня в воинство справедливости, которого ждут не дождутся наши люди. И прошу тебя, твоя светлость, не отвращай взор от сего заблудшего путника, скитальца в юдоли земной, - имя ему Копье. Творил он добро бедным и карал бояр неправедных. Совершал благое, ибо облегчал страдания.