Николай I и его эпоха

Гершензон Михаил Осипович

1848 — 731

1849 — 503

1850 — 387

1852 — 358

1854 — 379

Москва

1836 — 441

1847 — 1198

1848 — 1168

1849 — 902

1850 — 821

1852 — 861

1854 — 1061

Харьков

1836 — 332

1847 — 523

1848 — 525

1849 — 415

1850 — 394

1852 — 443

1854 — 457

Казань

1836 — 191

1847 — 368

1848 — 325

1849 — 303

1850 — 309

1852 — 321

1854 — 366

Киев

1836 — 203

1847 — 608

1848 — 663

1849 — 579

1850 — 553

1852 — 522

1854 — 675

Дерпт

1836 — 536

1847 — 568

1848 — 604

1849 — 544

1850 — 554

1852 — 607

1854 — 613

Итого

1836 — 2002

1847 — 3398

1848 — 4016

1849 — 3256

1850 — 3018

1852 — 3112

1854 — 3551

Таким

образом, означенное ограничение было, в сущности, не ограничением числа студентов, а направлением их занятий по случайным обстоятельствам и посторонним науке соображениям. Болезненно отразился такой оборот дел на самом Уварове. Нервный удар, которому он подвергся в сентябре 1849 года, заставил его проситься в отставку. Место его занял князь П. А. Ширинский-Шихматов, бывший министром по день своей смерти (6 мая 1853 г.), когда вступил в министерство д. т. с. А. С. Норов (1858 г.). В октябре 1849 года (когда был уволен Уваров) университеты лишились права избрания ректоров. С этого времени ректором мог быть даже посторонний, но имеющий только ученую степень; избрание деканов было также ограничено (например, в Московском университете, вместо избранного Грановского, был назначен Шевырев), сделано было распоряжение принимать в студенты собственно детей дворян (январь 1850 г.). Право академии наук и университетов выписывать из-за границы без цензуры книги и периодические издания, несмотря на заявления министра народного просвещения, все-таки было ограничено (до 1859 г.). С конца 1849 года прекращено было преподавание государственного права европейских держав, которое не преподавалось до настоящего царствования (1858 и 1860 гг.); в 1850 году та же участь постигла кафедру философии, за исключением логики и психологии, чтение которых было поручено (во всех высших заведениях: университетах, главном педагогическом институте и Ришельевском лицее) профессорам богословия, обязанным преподавать их по установленным духовным ведомством программ, причем даже студенты православного исповедания Дерптского университета обязаны были посещать эти лекции у профессора богословия, тогда как для прочих исповеданий их читал светский профессор. Вместо философии было введено преподавание педагогики, с целью практических знаний казенных студентов, приготовляющихся к учительскому званию. Само наблюдение за преподаванием логики и психологии в высших учебных заведениях было возложено на тех же наблюдателей духовного ведомства, которым поручен был надзор за преподаванием закона Божьего (1852 г.). Но уже с начала 1850 года введены были известные инструкции ректору и деканам, распространенные и на другие высшие учебные заведения (лицей и педагогический институт) и определявшие систематический надзор за преподаванием. С этого времени все преподаватели перед началом курса должны были представлять точные программы преподавания с указанием сочинений, которыми они будут пользоваться. Преподавание должно было, с одной стороны, удовлетворять всем научным требованиям, а с другой — целям нравственным, «чтобы в содержании программы не укрылось ничего, несогласного с учением православной церкви или с образом правления и духом государственных учреждений». Деканы должны были возможно чаще посещать лекции и за малейшее отступление, хотя бы то было и безвредное, доводить о том до сведения ректора. После этого надзор усиливался, а при повторении того же отступления следовало немедленно принять меры к пресечению зла. Надзор усиливался наблюдением при испытаниях и проверкой лекций профессора в рукописях. О характере преподавания представлялись определенные отчеты. За чтением деканов должен наблюдать ректор, который сам не несет профессорских обязанностей.

В конце 1850 года последовало следующее циркулярное распоряжение: «По случаю высочайших замечаний на некоторые из печатных диссертаций, написанных для приобретения ученых степеней, прошу покорнейше сделать распоряжение, чтобы не только сами диссертации были благонамеренного содержания, но чтобы и извлеченные из них тезисы или предложения имели, при таком же направлении, надлежащую полноту, определенность и ясность, не допускающие понимать одно и то же предложение разным образом; при рассмотрении диссертаций и при наблюдении за защитой их не допускать в смысле одобрительном обсуждения начал, противных нашему государственному устройству». Высший надзор за преподаванием в учебных заведениях и программами курсов в университетах возложен был на главное правление училищ, которому предполагалось придать прежнее значение. В это время возникла даже мысль об уничтожении университетов и замене их специальными школами.

Несмотря на всю потребность в людях школы, в распоряжениях этого периода видно постоянное стремление сделать науку аристократической, распределить знание соответственно состоянию и правам лиц. Это стремление, конечно, объясняется тогдашним прикреплением лиц и состояний к раз созданному положению. Крепостное право играло здесь важнейшую роль. Мы видели, что эта мысль постоянно высказывалась в тогдашних постановлениях; а так как дворяне средней и высшей статьи неохотно отдавали своих детей в общие гимназии, то для привлечения их были созданы благородные пансионы. С другой стороны, вследствие предшествовавших событий и желания ограничить воспитание русского юношества за границей обнаруживается стремление создать на прочных началах казенное воспитание, которое, по возможности, должно совершенно вытеснить частное. Однако лишь только обнаружился прилив в учебные заведения, как является стремление (1845 г.) ограничить доступ в высшие и средние заведения посредством повышения платы за учение. Плата за

учение для приходящих впервые появилась в 1817 году и несколько раз изменялась. В это время в столичных университетах платили по 28 рублей 57 копеек и по 14 рублей 28 копеек в провинциальных. Впервые плата была повышена в 1845 году (40 и 20 рублей), притом, как сказано, вовсе не по экономическим соображениям, а чтобы ограничить «роскошь знаний» и «удержать стремление юношества к образованию в пределах некоторой соразмерности с гражданским бытом разнородных сословий». До настоящей цифры она была возвышена в 1848 году.

Средние и остальные высшие учебные заведения также подверглись изменениям в течение этого времени. Другим средством против прилива учащихся в средние и высшие заведения было требование еще до поступления увольнительных свидетельств от обществ, что тогда соединялось со значительными затруднениями. В 1849 году (марта 11-го) в курсе гимназий было допущено разделение на общее и специальное обучение, начинавшееся с 4-го класса, причем только желающие поступить в университет обязаны были учиться латинскому (все) и греческому (для филологического факультета) языкам (обоим с 4-го класса), а для заявивших желание поступить прямо на службу обязательны были общие предметы и законоведение.

В октябре 1851 года последовал запрос министру народного просвещения такого рода: «Не полагает ли он так же, как его величество, что преподавание греческого языка во всех гимназиях совершенно лишнее?» Князь Ширинский-Шихматов представил доклад в этом смысле, ссылаясь на личный опыт, при обозрении гимназий. При этом он указывал на то обстоятельство, что до сих пор из 74 гимназий греческий язык преподается только в 45. Преподавание его положено было оставить только в университетских гимназиях (по одной) и в некоторых других городах. Все эти преобразования не коснулись, однако, Дерптского округа. Преподавание греческого языка было заменено естественными науками, которые были признаны имеющими современный интерес. Но что далеко не эта цель преобладала в замене одного предмета другим, это очевидно из того же доклада.

«По мнению моему, — говорится в нем, — с допущением этой меры не только довершилась бы полнота образования учеников, намеревающихся прямо из гимназий поступить в гражданскую службу, но и ощутительно облегчилось бы подробное и основательное изучение естественных наук для студентов физико-математического и медицинского факультетов, о чем неоднократно и убедительно просили меня профессора естественных наук». Без сомнения, в этой пригодности естественных наук для службы имелась в виду та же цель, то есть необходимость сократить «необдуманное» стремление молодых людей в университеты. В то время когда Дерптский округ признавался вполне пригодным для приготовления настоящих филологов, в следующем году сделано было такое распоряжение: «Не сомневаясь в существенной пользе, которая произойдет от направления этого предмета (греческого языка) к прямой цели своей — основательному изучению творений эллинских писателей и в особенности святых отцов восточной церкви, — министр народного просвещения обратил внимание на возможное усовершенствование преподавания греческого языка, причем не мог упустить из виду и правильности произношения, а потому всеподданнейше испрашивал соизволения его императорского величества, чтобы в высших учебных заведениях при преподавании греческого языка употребляемо было произношение природных греков (Рейхлина), принятое в наших православных духовных академиях и семинариях.

Но тенденциозность проводимых мер еще более видна из дальнейших действий. В это время заявляется стремление со стороны самих педагогов переделать всеобщую историю на новый лад, например, опустить в учебниках всю греческую и римскую историю до времен Августа. Греческая и римская история, написанная языческими или республиканскими писателями, каковы: Геродот, Фукидид, Тит Ливий и Тацит, — по мнению их, должна была оказывать вредное влияние на юные умы. Учебник всеобщей истории должен был быть написан в русском духе и с русской точки зрения. Слабые стороны этой программы были указаны тогда же Грановским.

Заявляли о приливе молодых людей в гимназии и университеты, но в действительности и гимназии далеки были от этого идеала. Из статистических данных оказывается, что число учеников в империи постоянно увеличивалось с 1836 по 1847 год, и в этом году достигло уже цифры свыше 20 000, но в следующие восемь лет оно заметно уменьшается и в 1855 году падает до цифры 17 817. В 1836 г. среднее число учеников было 227 и гимназию, но были гимназии с гораздо меньшим числом учеников, большинство которых приходилось только на некоторые губернии (С.-Петербургскую, Московскую, западные). Вообще в это время в России оказывается: 1 гимназия на 349 000 жителей и 1 учащийся на 1000 жителей (мужского пола), тогда как в Бельгии — 1 на 230 000 (1 на 766), во Франции — 1 на 239 000 (1 на 616), в Италии — 1 на 32 100 (1 на 520), в Пруссии — 1 на 62 900 (1 на 214). Но из указанного числа учеников в русских гимназиях, по позднейшим данным (1863 г.) только Ум достигала высшего класса. В 1843 году по сословиям в 51 гимназии ученики распределялись так: 10 066 детей дворян и чиновников, 218 — духовного звания, 2500 податного состояния. В 1853 году (в 58 гимназиях) было: дворян и детей чиновников — 12 007, духовного звания — 343, податного состояния — 2719 (православных — 7884, католиков — 3571, протестантов — 1020, евреев — 155, магометан — 23). По позднейшим сведениям, в гимназиях не было занято служебных мест 2337. Более ¹/₂ директоров (из сведений, имевшихся в министерстве о 337 директорах) не имели вовсе степеней; из 351 инспектора без степеней было 72. Бывали случаи, что места учителей не были заняты в течение 32, 27, 11, 8 и весьма часто 5 и 6 лет. На 3956 учителей 37,5 % не имели ученой степени.