Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть
Шрифт:
Вспомним последнюю встречу на Волконском шоссе у сенного сарая, описанную на предыдущих страницах. Матильда Кшесинская рассказала в своих мемуарах о том, с каким трудом перенесла окончательное расставание с любимым:
«Когда Наследник поехал обратно в лагерь, я осталась стоять у сарая и глядела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся вдали. До последней минуты он ехал, все оглядываясь назад. Я не плакала, но я чувствовала себя глубоко несчастной, и, пока он медленно удалялся, мне становилось все тяжелее и тяжелее.
Я вернулась домой, в пустой, осиротевший дом. Мне казалось, что жизнь моя кончена и что радостей больше не будет, а впереди
Я знала, что найдутся люди, которые будут меня жалеть, но найдутся и такие, которые будут радоваться моему горю. Я не хотела, чтобы меня жалели, а для встречи с теми, кто будет злорадствовать, надо было приготовиться и быть очень сильной. Все эти соображения пришли позже, а пока главное было горе, беспредельное горе, что я потеряла своего Ники. Что я потом переживала, когда знала, что он был уже со своей невестой, трудно выразить. Кончилась весна моей счастливой юности, наступала новая, трудная жизнь с разбитым так рано сердцем…»
Но что же было с его стороны? Трагедия разрушенной любви? Но как быть с заявлениями о том, что он хочет жениться на принцессе Алисе? Нужно тут обратить внимание на то, что после первого неудачного сватовства цесаревич, как отметила в мемуарах Матильда Кшесинская, вернулся не таким уж печальным. Свадьба откладывалась, и откладывалась разлука с ней, с Матильдой. Да вот только ведь она откладывалась, а не отменялась вовсе.
Можно понять влюбленного цесаревича. Жениться необходимо – ведь он будущий император. А потому его любовь к Матильде бесперспективна. Но сердцу не прикажешь. И оно болело, вопреки разуму, твердящему, что необходимо поспешить с женитьбой на приглянувшейся Алисе. И нужно было спешить, ведь принцесса Алиса тоже не будет вечно ходить в девицах. Выдадут ее замуж…
Но, судя по дальнейшим событиям, а особенно по письмам, пусть очень немногим сохранившимся, чувства к Алисе росли и крепли, хотя и не могли долгое время полностью перебить чувства к Матильде.
«Чудный незабвенный день…»
Долго не давали державные родители своего согласия на бракосочетание цесаревича Николая Александровича и принцессы Алисы. Можно было понять сомнения императора Александра III. Слишком много гадостей испытала Россия от Англии, а ведь Алиса была не только внучкой королевы Виктории, она после смерти матери, ушедшей в мир иной, когда принцесса была еще маленькой, жила у бабки своей королевы и воспитывалась в английском стиле. А это означало, что всего можно ожидать от принцессы. Как же можно делать ее супругой будущего императора российского?!
Подождать бы еще, присмотреться и к другим невестам, да вот беда – невест подходящих не было. А время поджимало. Уже с самого начала 1894 года здоровье императора заметно стало ухудшаться. Вот эти две основные причины – здоровье и отсутствие невест – подталкивали к решению вопроса о сватовстве.
Оставалось, как мы уже отмечали, одно препятствие: нежелание Алисы принять православие.
20 ноября 1893 года, Алиса передала через Елизавету Федоровну письмо цесаревичу, в котором были такие строки: «Дорогой Ники, Ты, чья вера тоже столь глубока, должен понять Меня; Я считаю, что большой грех менять свою веру… Так как все эти годы не сделали для Меня возможным изменить Мое решение в этом деле, Я чувствую, пришел момент сказать Тебе, что Я никогда не смогу изменить Свою веру. Вечно любящая Тебя Аликс».
Цесаревич показал письмо матери, и та, разведя руками, проговорила:
– Ну что
И тогда за дело взялась великая княгиня Елизавета Федоровна, супруга брата царя, великого князя Сергея Александровича, и родная сестра Алисы.
Тогда же, в ноябре 1893 года, она написала своей и Алисиной бабушке королеве Виктории: «Теперь об Аликс. Я коснулась этого вопроса, но все, как и прежде, и если когда-нибудь то или иное решение, которое совершенно закончит это дело, я, конечно, напишу сразу. Да, все в руках Божьих. Увы, мир такой злобный. Не понимая, какая это продолжительная и глубокая любовь с обеих сторон, злые языки называют это чистолюбием. Какие глупцы! Как будто трон заслуживает зависти! Только любовь чистая и сильная может дать мужества принять это серьезное решение. Будет ли это когда-нибудь? Хотела бы я знать. Я прекрасно понимаю все, что вы говорите, только я этого желаю потому, что мне нравится этот молодой человек».
Это, конечно, сыграло хоть и не решающую, но какую-то роль.
А тут как раз и возможность продолжить разговор на эту животрепещущую тему появилась. В апреле 1894 года в Кобурге должно было состояться бракосочетание брата принцессы Алисы герцога Гессенского Эрнста-Людвига с принцессой Эдинбургской Викторией-Мелитой.
На эти торжества император решил направить целую делегацию дома Романовых. Причем главой ее сделать цесаревича Николая.
Сам император поехать не смог, хотя собирались на бракосочетание и королева Виктория, и германский император Вильгельм II, и другие европейские монархи. Александр III решил включить в состав делегации своих родных братьев с супругами.
Несмотря на то что само по себе бракосочетание являлось действием для Европы немаловажным, все понимали, что главная интрига предстоящих событий вовсе не в нем, а в разрешении противоречий, препятствующих бракосочетанию цесаревича Николая, наследника российского престола и принцессы Алисы.
Поначалу не было никакой ясности. Накануне помолвки, 7 апреля 1894 года, императрица Мария Федоровна писала своему сыну великому князю Георгию Александровичу, который в это время находился на Кавказе:
«Бедный Ники был на грани отчаяния, потому что именно в день его отъезда Ксения получила письмо от сестры Эллы, в котором она сообщала, что никогда не переменит религию, и просит сообщить об этом Ники… Если бы Она написала об этом раньше, Он бы, конечно, не поехал. Но в последний момент уже невозможно было изменить решение. От всего этого я ужасно переживаю за Ники, которого все эти годы ложно обнадеживали два Сержа… Все мои надежды только на Бога. Он все делает к лучшему, и если Он хочет, чтобы это свершилось, это свершится, или же Он поможет нам найти настоящую».
Но надежда умирает последней. Цесаревич почему то, быть может, единственный из своей семьи, был уверен в том, что Алиса даст свое согласие. Потому и просил разрешения сделать последнюю попытку.
Хотя успех казался весьма и весьма призрачным. Это уж потом Алиса призналась ему, что еще утром 4 апреля, в день приезда Ники, – его поезд пришел вечером – не собиралась давать согласия, а сестре, которая советовала принять положительное решение, писала в тот день:
«Душка, зачем ты опять говорила об этом предмете, который мы не хотели упоминать никогда? Это жестоко, ведь ты знаешь, что этого никогда не может быть, – я всегда говорила это и подумай, как это тяжело, если знаешь, что ты причиняешь боль тому человеку, которого больше всех ты хотела бы порадовать…»