Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть
Шрифт:
Разлука была невыносима, она бы оказалась просто убийственной, если бы не скрашивали ее письма, безгласные свидетели все возрастающей, всепобеждающей любви.
Вот только некоторые из них:
«Красное Село, 3/15 августа 1894 года:
Моя дорогая любимая Алики.
Мы только что закончили завтрак, и, так как я сейчас свободен, имею желание сесть и поболтать с моей малышкой. Дорогая, не считай меня глупым, но я не могу начать ни одного письма, не повторив то, что постоянно чувствую и о чем думаю: я люблю тебя, я люблю тебя. О, милая, что это за сила, которая навсегда сделала меня твоим пленником? Я ни о чем не могу думать, кроме тебя, моя родная, и я отдаю свою жизнь в твои руки, большего я не могу отдать. Над моей любовью, каждой ее капелькой, ты имеешь полную власть! Хоть мы и в разлуке, но наши души и мысли едины, не правда ли, дорогая? О, моя Алики, если бы ты только знала, сколько счастья ты мне дала, ты была бы рада, и ничто не потревожило бы мира твоего сердца. Как бы мне хотелось быть рядом с тобой, шептать тебе на ушко нежные слова любви и утешения; ничто не печалит меня больше, чем мысль, что по моей вине, хотя и невольной, ты терзаешься, а я не могу тебе помочь, находясь от тебя вдали! Молитва так облегчает всем тяжесть
Эти письма – сама история. Николай Александрович отказывается от своего сильного увлечения балериной Матильдой Кшесинской. Он любит свою Алису и, судя по письмам, любит по-настоящему. Удивительно, как увидим далее, что тональность писем за годы супружества не изменилась, более того, в них стало больше нежности…
А вот ее ответ…
«Вольфсгартен,18 августа 1894 года:
Мой дорогой Ники.
Я посылаю тебе самую нежную благодарность за твое дорогое письмо, которое утешает меня, хоть мне и хочется быть с тобой сейчас. Мои мысли всегда с тобой. В твою честь я надела ярко-красное платье с белыми кружевами и изумрудами…
Ты знаешь, что Элла еще не написала бабушке? Бабушка мне сегодня об этом телеграфировала. Ну, я ей собираюсь написать письмо и высказать все, что думаю. Как можно так небрежно относиться к бабушке…»
Это уже фразы, говорящие о большом, глубоком доверии к родному человеку. Аликс делится своими мыслями об отношении к старшим, осуждает сестру – с посторонним человеком она бы этого не сделала. Это первое проявление чего-то такого, что начинает ее роднить с великой государыней Российской Екатериной Алексеевной, которая приходится ее возлюбленному прапрапрабабушкой. Да ведь и для самой Аликс она тоже не в прямую, но дальняя родня.
На протяжении всей переписки Аликс говорит о любви, о единении душ. Строки ее писем полны нежности:
«Да, чадо мое, действительно, наши души и помыслы едины, несмотря на разлуку, ведь только тела разлучены. Наши души и сердца вместе, и ничто не может их разделить. Милый, не терзайся, что, хотя и невольно, ты якобы заставил меня мучиться. Наоборот, твоя великая любовь помогает мне все переносить. Да, любимый, сначала это было ужасно тяжело, и эти уроки в Виндзоре стоили мне большой боли и невыплаканных слез. Но он (священник) был добр, ты был любящим, а Бог милосердным, и я постепенно преодолела себя. Он был добр, но сейчас, когда я читаю для себя, иногда встречаю вещи, которые меня пугают, или когда думаю о старых временах, не очень давних, например, во Франции, когда люди предпочитали скорее быть расстрелянными, чем переменить свою веру, а я вот пойду и сделаю это! В общем, как я себя чувствую, не описать. Мы можем только молиться, чтобы Господь помог мне, и мне помогает также мысль о тебе. Я знаю, что полюблю твою религию. Помоги мне быть хорошей христианкой, помоги мне, моя любовь, научи меня быть похожей на тебя. Но сейчас я больше не буду говорить об этом, я и так уже плакала из-за этого. К тому же я устала – я знаю, что Бог поможет мне ради Сына Своего Иисуса Христа, который пострадал, чтобы спасти нас всех. Молись за меня, любимый. Так приятно, что я могу все тебе рассказать и ты понимаешь меня…
Я должна идти в церковь… мой бесценный, которого я так люблю… и которому я полностью доверяю.
Много раз тебя нежно обнимаю, мой дорогой, родной Ники, твоя
Ну что же… Юности свойственны такие откровенные порывы. Ничего удивительного в том, что письма изобилуют признаниями, что они дышат любовью. Но вот ведь что получилось… Письма гораздо более позднего времени, а особенно военного времени, по своему накалу влюбленности, нежности, что мы увидим на последующих страницах, ничем не уступают этим первым, завораживающим своими откровениями.
А вот ответ цесаревича Николая:
«Красное Село, 4/16 августа 1894 года.
Моя родная, бесценная, дорогая Алики.
С любовью целую тебя и горячо благодарю за твое письмо.
…Иногда не имеет значения, что ночью я сплю два или три часа, я досыпаю днем. У меня горит лицо, потому что с 4.30 до часу дня я был на жарком солнце… Совсем разные вещи – жить и дышать воздухом, к которому ты привык, или вести здоровый образ жизни в лагере! В городе у нас в три раза больше людей, чем здесь. Мы должны были пройти довольно большое расстояние, а потом у нас два часа был привал, и я и многие другие превосходно выспались в мягкой траве, завернувшись в шинели. После этого прошел великолепный бой, в котором было занято примерно 36.000 военных! Присутствовали Папа и Мама, и все были так рады их видеть!
Весь вечер я провел в Красном. Мы обедали в 7 часов с Семьей, ужинали у тети Михен на балконе при лунном свете. Представляешь, после того как я полчаса любовался ею (луной, а не тетей Михен), я увидел на ней два лица, скучающих друг по другу. Доброй ночи, и да благословит тебя Бог, моя любимая, дорогая малышка.
Крошка, отдохни немного,Ангелы тебя хранят!И благословенья БогаС Неба на тебя летят.Всегда, драгоценная моя Аликс, твой вечно любящий,
Интенсивность переписки говорит о многом. Влюбленные уже не в состоянии делать даже малые перерывы в общении. Им хочется слышать – хотя бы вот так, через письма – друг друга почти без перерывов.
Аликс отвечает любовью:
«Вольфсгартен, 20 августа 1894 года.
Мой родной, дорогой Ники.
Целую тебя и нежно-нежно благодарю за твое дорогое письмо, которое я получила сегодня утром за завтраком. Ты сейчас, видимо, очень занят – такие ранние подъемы и длинные переходы. Как, наверное, кузены наслаждались днем на открытом воздухе, несмотря на всю эту стрельбу! Я помчалась под проливным дождем к Эрни, чтобы спросить его, что происходит, так как видела, что мимо проскакали три солдата-кавалериста, и я слышала, что все время идет какая-то стрельба. Он думает, что это
Много нежных поцелуев, и да благословит тебя Бог.
Сколько нежности в письмах, сколько любви… с какой гордостью цесаревич Николай Александрович рассказывает об учениях, о трудностях, которые приходится переносить.
«Красное Село, 5/17 августа 1894 года.
Родная моя.
Много раз нежно благодарю тебя и с любовью целую за твое дорогое письмо, которое я едва нашел время прочитать. Сегодня день был очень напряженный. Я ничего не делал, только носился взад и вперед между домом родителей и лагерем.
Прилагаю письмо, которое Тория (член британской королевской семьи Виктория Александра Ольга Мария (1868–1935), дочь короля Эдуарда VII и Александры Датской; младшая сестра Георга V. – Н.Ш.); написала здесь в страшной спешке. Ей так хотелось повидать мою хижину, поэтому я привез ее сюда на полчаса. Я надеюсь, милая, что ты на меня не рассердишься, – ты знаешь, что она мой лучший и самый старый друг. Здесь она всем нравится, но, боюсь, шансов остаться в России у нее нет…»
Аккуратно высказанная надежда – «не рассердишься» – не случайна. Всем было известно, что цесаревич Николай Александрович был влюблен в Викторию, которую все звали Тория. Она была его сверстницей, если точнее – ровно на два месяца моложе.
Виктория (Тория) привлекала цесаревича и необыкновенной красотой, и свойственными ей, по отзывам современников, серьезностью, основательностью и даже «неженским умом». В 1889 году, уже будучи знаком с принцессой Алисой, но еще до встречи с Матильдой Кшесинской, цесаревич Николай писал великому князю Александру Михайловичу, с которым был особенно дружен и которому поверял сердечные тайны: «Она (Тория. – Н.Ш.) действительно чудное существо, и чем больше и глубже вникаешь в ее душу, тем яснее видишь все ее достоинства и качества. Я должен сознаться, что ее очень трудно сначала разгадать, т. е. узнать ее взгляд на вещи и людей, но эта трудность составляет для Меня особую прелесть, объяснить которую Я не в состоянии». В Викторию (Торию) был влюблен и адресат – великий князь Александр Михайлович. Увлекался ею и младший брат цесаревича великий князь Михаил Александрович, который был моложе нее на десять лет. Тем не менее она так и не вышла замуж. Не случайна фраза в письме цесаревича: «Здесь она всем нравится, но, боюсь, шансов остаться в России у нее нет…»
Всем нравится, но…
Впрочем, разгадать все подводные камни складывающихся брачных союзов и нескладывающихся весьма сложно.
Далее в письме цесаревича говорилось о его сестре великой княжне Ксении Александровне, всей душой принявшей Аликс:
«…Я получил очаровательный, добрый ответ на мое письмо бабушке, она вложила также письмо для Ксении. Она сейчас называет тебя наша дорогая Алики – мне нравится это наша, но это вызывает во мне ревность – она так долго была с тобой, сейчас моя очередь!
Сегодня мы опять маршировали взад-вперед перед лагерем. Я обедал с родителями и множеством генералов… была страшная жара. Я едва успел вернуться и сломя голову помчался в палатки, где проходила наша вечерняя служба. Все солдаты столпились вокруг. Было красиво, великолепный закат солнца, настоящий летний вечер…
Спасибо, мое Солнышко, за все добрые, любящие слова в твоем письме. Ты не представляешь, как ты меня обрадовала и как я тебе благодарен за это, но сейчас должен заканчивать.
Доброй ночи, Алики, мое ангельское сокровище. Нежный поцелуй от твоего глубоко любящего и преданного старого
И снова ответ невесты:
«Вольфсгартен, 20 августа 1894 года.
Сегодня четыре месяца со дня нашей помолвки, и мысли мои летят назад в Кобург – забуду ли я когда-нибудь переживания того дня и то, что он мне принес? Я не заслуживаю этого подарка, который Бог дал мне после пяти лет отчаяния, – пусть Он сделает меня достойной его. Мой милый мальчик, каким добрым и любящим ты был, я постоянно думаю о тебе. Было такой радостью получить сегодня два твоих драгоценных письма, а вчера не пришло ничего из-за выходного на почте. Спасибо за них и за письмо от Тории.
Пожалуйста, поблагодари ее за меня и скажи ей, как меня тронуло ее послание из твоего маленького домика. Я не сержусь, дорогой, наоборот, я рада, что она у тебя есть. Я знаю, что она твой лучший друг и что вы преданы друг другу. Теперь я должна сознаться, что, когда ты ездил в Сэндринч-Хэм, я чувствовала себя несчастной, зная, что вы будете проводить вместе много времени, и я так злилась на себя за свою ревность; ревность – это ужасно, и за то, что я так эгоистична и хочу, чтобы ты был только со мной. Я рада, что сейчас вы вместе, и хорошо, что я смогла преодолеть это дурное чувство. Я ее нежно люблю и ни за что на свете не захотела бы разрушить вашу дружбу, она ведь дольше тебя знает и больше видела, и знает тебя лучше, чем я. И я рада, что у тебя есть такой любящий, дорогой друг. Да благословит Бог вашу дружбу, и пусть она сохранится навсегда. А у меня это было сиюминутное, нелепое чувство. Какая глупость!»
В этом вся принцесса Аликс – будущая императрица Александра Федоровна, умевшая контролировать свои чувства и принимать правильные решения, достойные женщины. Мы еще увидим, как отнеслась она к роману цесаревича с Матильдой Кшесинской. Вера в любовь, вера в своего любимого всегда ставила ее на необыкновенную высоту.
И вот откровения. Аликс говорит о своих ногах:
«… сегодня светят звезды, надеюсь, погода улучшится. Она все время пытается. Ну, я должна идти в постель, мои бедные ноги так устали…»
Как видим, уже в ту пору, когда Аликс была невестой, проявлялись симптомы болезни, впоследствии часто усаживающие ее в инвалидную коляску или частенько заставлявшие пользоваться тростью. Она, не стыдясь, говорит об усталости ног, поскольку, видимо, и не скрывала от жениха, что не совсем здорова.
Позднее, в 1899 году, император писал своей матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Аликс себя чувствует, в общем, хорошо, но не может ходить, потому что сейчас же начинается боль; по залам она ездит в креслах».